Ницше

«Не хотеть больше, не ценить больше и не созидать больше: ах, пусть эта великая усталость навсегда останется от меня далекой!

Даже в познании чувствую я только радость рождения и радость становления моей воли; и если есть невинность в моем познании, то потому, что есть в нем воля к рождению.

Прочь от бога и богов тянула меня эта воля: и что осталось бы создавать, если б боги существовали!

Но всегда к человеку влечет меня сызнова моя пламенная воля к созиданию; так устремляется молот на камень.

О, люди, в камне дремлет для меня образ, образ моих образов! Ах, он должен дремать в самом твердом, самом безобразном камне!

Теперь дико устремляется мой молот на свою тюрьму. От камня летят куски; какое мне дело до этого?

Кончить хочу я этот образ: ибо тень подошла ко мне — самая молчаливая, самая легкая приблизилась ко мне!

Красота сверхчеловека приблизилась ко мне, как тень. Что мне теперь до богов!..»

Я отмечаю последнюю точку зрения: подчеркнутая строфа даст доступ к ней. Для дионисовской задачи твердость молота, радость даже при уничтожении, принадлежит самым решительным образом к предварительным условиям. Императив: «Станьте тверды!» — самая глубокая уверенность в том, что все созидающие тверды, есть истинный отличительный признак дионисовской натуры.

Моя душа
со своим ненасытным языком,
она лизала уже все хорошее и дурное,
она погружалась в каждую глубину,
Но постоянно, подобно пробке,
она всплывает снова наверх,
она играет, как масло на темных морях:
за эту душу меня называют счастливым.

Кто мне отец и мать?
Не отец ли мне принц Избыток
и не мать ли тихий Смех?
Не породил ли этот брачный союз
меня, загадку-зверя,
меня, светлое чудовище,
меня, расточителя всяческой мудрости,
Заратустру?

Больной ныне от нежности,
теплый ветер,
сидит Заратустра, ожидая, на своих горах —
в собственном соку
ставший сладким и сварившийся,
под своею вершиною,
под своим льдом,
усталый и блаженный,
созидающий в свой седьмой день.

— Тише!
Истина витает надо мною,
подобно облаку —
незримыми молниями разит она меня.
По широким медленным лестницам
восходит ее счастье ко мне:
прийди, прийди, возлюбленная Истина!

— Тише!
Это моя Истина! —
Из медленных глаз,
из бархатного трепета
разит меня ее взор,
милый, злой взор девы…

Ты жертвуешь собою, тебя мучает твое богатство,
ты раздаешь себя,
ты не щадишь себя, ты себя не любишь.
Великая мука понуждает тебя к постоянному действию,
твоя палата ломится добром, твое сердце ломится
добром,
но никто не благодарит тебя более…

Тебе надо стать беднее,
глупый мудрец,
если ты хочешь, чтобы тебя любили.
Любят лишь страждущих,
даруют любовь только голодающим:
раздари сперва самого себя, Заратустра!

Я — твоя истина…