Нью-Йорк 2140

Выбравшись в парк Сент-Николас, они поспешили по тропе рядом с водой, у отметки максимального прилива, все еще раскуроченной после бури, но тут из темноты вылетела ветка и угодила в голову полицейскому, бежавшего справа от Джен. Шлем здорово облегчил удар, но парень упал, и его товарищам пришлось прижать его кожу к черепу и попытаться остановить кровотечение, обильное, как обычно и бывает при ранениях в голову. Кровь выглядела черной – ночью так всегда кажется. Как всегда, приходит шок, когда фонарик высвечивает кровь и становится видно, что на самом деле она красная. Парень был еще в сознании, из чего следовало, что порез оказался сильнее самого удара. Кровь следовало остановить, и Джен в темноте принялась оказывать первую помощь, в то время как остальные стали разгонять людей. Собравшись вокруг раненого, патрульные запросили помощь по радио. Они кричали в мегафон, призывая людей идти на юг, идти домой, идти прочь. Рев толпы хлынул на север, совершенно не внимая им. Пока не прибыл медэвакуатор, патрульные стояли на месте, собираясь продолжить свой путь в северном направлении. Теперь их было меньше, а потому они держались более настороженно.

Медэвакуатор прибыл с двумя полицейскими фургонами, в один из которых все и погрузились. В нем с несмолкающими сиренами они уехали в Морнингсайд-Хайтс. В задней части фургона было тише, чем снаружи, но все равно достаточно шумно, чтобы легко общаться.

Они вышли у первого сверхнебоскреба на 120-й. Там собралось много полицейских, и тот, кто ими руководил, пытался выстроить линии от реки до реки; свалка позади них была самой узкой частью острова.

Но недостаточно узкой: толпа, направлявшаяся на север, была огромной и разъяренной, и полиции приходилось справляться в одиночку, без Национальной гвардии, без пожарных, без армии. Не пропустить людей, которые так решительно нацелились на высотки, оказалось невозможно.

Полицейские расступились, образовав несколько групп, которые встали, будто турникеты в метро, пропуская людей, чтобы избежать кровопролития, которое наверняка закончилось бы не в их пользу. Никто никогда не видел ничего подобного, и никто, похоже, не отвечал за всю эту ситуацию. Протоколов действий в таких неконтролируемых ситуациях было немного – только «не погибай сам и не убивай никого, просто пытаясь остановить». Но это теперь считалось стандартным правилом для любого копа. И среди шума и хаоса становилось очевидно почему.

Электричество здесь, похоже, отключилось, и у Джен мелькнула мысль, не это ли послужило причиной мятежа. Свет давала только луна, что сообщало всему бледный и весьма странный вид, – Джен обратила внимание, что все тени стелились в одну и ту же сторону, отчего создавалось ощущение, будто весь остров дал крен. Группа полицейских, среди которых находилась Джен, пыталась придумать, что делать дальше, но было слишком шумно, чтобы разговаривать. Сейчас они представляли собой, по сути, комок в большом потоке, который уносило на север вместе со всеми. Они даже не пытались утихомирить людей вокруг себя – просто неслись по течению. Вокруг вытаращенные глаза, разинутые рты. Казалось, эти люди не были способны изъясняться ни на одном из языков. Шум стоял невероятный: рев, от которого становились дыбом волосы, перемежался воплями, но не он вводил людей в исступление – казалось, на шум никто не реагировал. Что-то ими двигало. Хорошо, что хотя бы полицейская форма не подвергала копов особенной опасности – дело было не в них, все они были частью общего движения, человеческого штормого прилива, притягиваемые неким захватным лучом.

Тогда Джен отчетливо увидела, как и, наверное, все остальные: все дело было в высотках. Кластер Клойстер был далеко на севере, но в Морнингсайд-Хайтс тоже находилось множество выдающихся сверхнебоскребов, и толпа теперь двигалась между ними, постепенно их окружая.

Импровизированный взвод, в котором состояла Джен, вместе с толпой вышел на большую площадь к югу от Амстердам-авеню и 133-й, откуда начинался первый квартал невозможно высоких башен, закрывающих серое лунное небо и похожих на космические лифты. Днем они были сливовыми, изумрудными, угольными, бронзовыми. Но сейчас подсветки, что обычно придавала им вид гигантских бутылок ликера, не было, и в лунном свете они окрасились фиолетово-черным бархатом – вероятно, благодаря своей фотовольтаической оболочке.