Нью-Йорк 2140

В любопытном томе «Почему гражданское сопротивление работает?» приводится обоснование того, почему ненасильственное гражданское сопротивление того или иного рода очевидно успешнее насильственного, если оценивать с точки зрения достижения заявленных целей и изменения положения к лучшему. Ченауэт полагает, что это происходит именно по той причине, что ненасильственное гражданское сопротивление менее насильственно, а значит, имеет больше шансов добиться договоренностей с противостоящим правительством и с людьми, чье благосостояние подлежит оспариванию. Захват власти для достижения экономической справедливости рассматривается как главный успех такого рода движений. Всеобщие забастовки и собрания людей в городских центрах обычно считаются классической формой гражданского сопротивления, но и все вышеперечисленные методы также соответствуют определению и в прошлом приносили нужный эффект.

Так, летом 2142 года люди всем этим и занялись. Участников в этом было много, поэтому у них не было ни единства, ни какой-либо согласованности в целях или средствах. Началось действо спонтанно, вскоре после того, как по Нью-Йорку прошелся ураган «Фёдор», когда среди мер реагирования не оказалось изъятия незанятых жилых высоток. Это послужило искрой, которая зажгла цепь последующих событий. Мятежи, начавшиеся в Нью-Йорке, распространились по всему миру, где достигли той или иной степени напряженности в зависимости от местных обстоятельств. И как утверждает Кловер[133] в своей книге «Мятеж. Бунт. Мятеж», в тяжелые времена мятежи нужны, чтобы вбить в толстый череп капитала мысль о том, что переменены грядут, они неизбежны и, более того, уже происходят.

Побережья, как наиболее пострадавшие, взбунтовались сильнее всех, но и в Денвере существенная доля населения присоединилась к различным Союзам домовладельцев и отказалась выплачивать всевозможные ренты, ипотеки, и особенно студенческие ссуды. Такая форма сопротивления ожидаемо получила популярность. Кроме того, по всему миру резко упали продажи несущественных потребительских товаров – люди утопили бизнес, совершенно легально послав его куда подальше: оказалось достаточным просто перестать тратить деньги, которых у них нет, на то, что им не нужно. И хотя массовые демонстрации имели разрозненный характер, а результаты фискального неподчинения было тяжело увидеть, люди все равно ощущали некое подводное течение, которое затягивало мировую цивилизацию в неведомое море. История творилась на глазах. В такое время это чувствуется само собой.

Это затягивание в море, естественно, ощущалось рынками – ведь они являются чувствительным инструментом, прекрасно отмечающим волатильность. Одним из элементов, определяющих ИМС, было доверие домовладельцев, считавшееся многими одним из самых быстрых и точных индикаторов изменений цен на жилье.

Сфальсифицировать или искусственно изменить доверие домовладельцев, как считалось, невозможно – ибо опросы общественного мнения, по которым устанавливались эти показатели, оказались настолько массовыми, что подделать их было нельзя. Опросить пять миллионов домохозяйств стало теперь стандартной практикой, поэтому уровни доверия рассматривались как индикаторы, которые не поддавались никакому манипулированию и отображали истинную картину. Но Союз домовладельцев разрастался так стремительно, что затронул поведение порядка двадцати процентов всех домохозяйств и повлиял на настроения куда большей доли. Призывы Союза к финансовому неподчинению сами по себе могли обвалить индексы. Значение ИМС отвесно падало и тянуло за собой индекс Кейса – Шиллера, из-за чего прежний быстрый рост цен на прибрежное жилье стал рассматриваться как пузырь, и это само по себе привело к тому, что он лопнул, как в классическом примере ситуации, где король на деле оказывается голым. Когда этот пузырь лопнул, лопнули и все его производные пузыри, после чего все банки и инвестиционные фирмы отозвали все свои ликвидные активы и прекратили выдавать все виды кредитов, даже стандартные межбанковские займы, на которых основывалась реальная экономика. Одна из крупнейших инвестиционных фирм быстро, даже стремительно рухнула и объявила о банкротстве, и фискальные отношения между крупными финансовыми фирмами стали такими напряженными, что все крупнейшие частные банки США и Европы ринулись к своим центробанкам, требуя безотлагательной помощи в форме массовых денежных вливаний, чтобы сбить панику и не дать рухнуть всей системе.

Обо всем этом сообщали массмедиа, и весь мир следил за происходящим. Финансовые операции вновь были заморожены, всякая уверенность в чем-либо исчезла, никто больше не знал, стоит ли чего-либо та или иная ценная бумага, никто больше не знал, где деньги, а где просто пыль. Карточный домик вновь рухнул, и целый мир теперь стоял у руин развалившейся экономики и смотрел на тех несчастных, что управляли финансовой системой, и вопрошал: «Кто, черт возьми, все эти люди?»

Третий раз – просто прелесть. Или четвертый. Неважно. Результаты прошлого не гарантируют ничего в будущем.