То есть такую воду, которая не течет сквозь мир, а покрывает его собою полностью. Атлантический океан вот именно заполнял собою весь мир, даже небо казалось всего лишь его частью. Пароход плыл и плыл уже целую неделю, а океан не становился меньше.
«Ну что за глупости в голову лезут! – подумала она. – Как бы, интересно, океан мог стать меньше?»
Но, как о нем ни думай, умно или глупо, океан обладал одним важным свойством: он не мог надоесть. Именно на это его важное свойство Эстер выходила смотреть каждое утро, на самом рассвете.
Для этого ей даже не пришлось отказываться от своей привычки к поздним пробуждениям: теперь, в декабре, солнце вставало тоже поздно.
О том, что ей следует прислать свои документы в Осло, Эстер сообщили в октябре. Она ждала всю весну и все лето – не известий из Осло, конечно, а известий от Игната. Вдруг он еще раз приедет в Прагу по каким-нибудь своим, связанным с мостами делам, вдруг хотя бы позвонит из Москвы?..
В Прагу он не приехал, а звонок раздался только осенью.
– Третий телефон вам уже, Эстер Давыдовна, – сообщила гардеробщица МХТ, церемонная старушка, пришедшая за нею в гримуборную. – Вчера дважды звонили, застать не могли. Поторопитесь.
Об этом-то можно было не напоминать! Эстер летела по лестницам и коридорам старого пражского театра так, как Золушка, наверное, не летела по дворцу прекрасного принца.
– Да! – воскликнула она, задыхаясь. – Я слушаю!
– Пожалуйста, вышлите срочно ваши документы по адресу, который я вам сейчас назову, – без приветствия прозвучал негромкий голос в трубке.
– Да! – снова воскликнула она. – Вы звоните от…
– Послушайте, пожалуйста, какие документы понадобятся, – перебил этот вежливый голос. – Лучше будет, если вы не запишете, а запомните.
– Я запомню, – наконец опомнилась Эстер. – Диктуйте.
После того как ей были перечислены документы – по тому, что все они должны были быть переведены на английский, Эстер поняла, что они предназначаются для получения американской визы, – она спросила:
– А… он сам не приедет… туда, где я?
Она не знала, имеет в виду Прагу или Америку. Да это было и неважно.
– Он не приедет, – после короткого молчания ответила трубка. – Но я выполняю то, что ему пообещал.
Она тоже выполняла то, что пообещала Игнату. Иначе не плыла бы сейчас по Атлантике, и не стояла бы на палубе парохода «Леди Астор», и не смотрела на первую солнечную рябь, бегущую по воде. И океан, и трансатлантический пароход, и рассвет над водою сами по себе не вызывали в ее сердце никаких чувств.
Но она пообещала Игнату сделать все, что он скажет, и она это делала.
– Вы каждое утро прогуливаетесь здесь в одиночестве. Это романтичность или моцион?
Эстер вздрогнула: этот закоулок нижней палубы обычно бывал по утрам безлюден, и она не ожидала, что кто-то заметит ее здесь.
– Это бессонница, – сказала она.
Неожиданный наблюдатель расхохотался.
– Вы, наверное, актриса? – спросил он, отсмеявшись.
– Почему вы так решили? – удивилась Эстер.
– Потому что назвать пробуждение в половине девятого утра бессонницей может только человек богемы. А поскольку у вас красивое лицо и эффектная фигура, я предположил, что вы не художница, к примеру, а актриса. И уверен, что не ошибся.
– Завидная наблюдательность, – усмехнулась она. – А сами вы, конечно, предприниматель.
Она хотела сказать попросту «богач», но подыскала более расплывчатое определение. А кем, кроме как богачом, мог быть мужчина в пальто от Ворта? Прожив семь лет в Европе, Эстер научилась определять изделия этого кутюрье с первого взгляда. И их стоимость была ей прекрасно известна. Непонятно было только, что человек с таким гардеробом делает на нижней палубе.
– Именно так, – ответил он. – Предприниматель. Владелец этого парохода. Итак, вы плывете в Америку за счастьем.
Услышав это, Эстер расхохоталась.
– Может, вы мошенник? Международный аферист? Для серьезного предпринимателя и владельца парохода вы мыслите слишком наивно, – заявила она.
– Почему же? – Он пожал плечами. Солнечный луч скользнул по ворсу его безупречного пальто, и показалось, даже луч стал выглядеть респектабельнее от этого прикосновения. – Для молодой и красивой женщины стремление к счастью – естественное побуждение к дальнему путешествию.
Он произнес это так, словно ее красота и молодость не могли вызывать сомнения. Это было приятно. Может, просто потому приятно, что Эстер в последнее время стала остро ощущать свой возраст. Безмерность морей и безбрежность тоски… Она вспомнила, как, размышляя, куда бы ей уехать из Москвы, взялась учить французский и упражнения ради стала читать Бодлера. В одном его стихотворении ей как раз и встретилось соединение этих понятий. А теперь, на пароходе, это встретилось ей наяву.
Она была одна среди безмерной воды, и тоска ее была безбрежна.