Нью-Йорка больше нет

— Хочешь, зайдем туда? — баритон-провокатор подзадоривал Петьку. Тот в ответ лишь улыбался: остановиться на чем-то одном — значит потерять время, не успеть прожить, прочувствовать остальное счастье. А его-то, нью-йоркского счастья — Петька прекрасно видел — столько вокруг, что дай Бог успеть отведать хотя бы его энергичных сливок!

— Вот мы и в Сохо! — красивое лицо ликующей Ко расцвело, как черно-красная роза в грозу. — Ты знаешь, Пэт, куда стремятся художники со всего мира? Они рвутся в Сохо!

— Они ненавидят здешние галереи и здешних оракулов от искусства, — вздумал не согласиться баритон. — А вдруг Сохо не признает их? А?.. Вдруг в паху этого взбалмошного богемного мирка не встанет на их чистую линию?

— Конечно, в Сохо нет места неудачникам и безбашенным пехотинцам. В Сохо надо врываться, влетать на крыльях взрывных полотен и неправдоподобно свежих идей!

— Это все демагогия. Просто надо оказаться в нужный момент и понравиться нужному человеку, — продолжал упрямиться баритон. — Может, придется даже задницу подставить…

— Хм, для этого есть совсем другой район! — недовольно хмыкнула Ко. — Если кто-то ищет не признания, а лишь приключений на свою задницу — пускай отправляется в Челси.

— А где это? — машинально поинтересовался Тимченко.

— Челси? Ну, рядом с Таймс-сквер, к югу и западу от него… Постой, а ты что, педик?

— Издеваешься?! — вспыхнул Тимченко, лицо его тут же покраснело, будто в него впрыснули томатный сок, не иначе. — Хочешь, я докажу тебе, что люблю одних женщин?

— Ну и как же? Изнасилуешь меня? — Ко с пронизывающей иронией смотрела снизу вверх на Тимченко. — Знаешь, что потом сделает с тобой американское правосудие?

— Так, ребята, кажется, вы далеко зашли, — решил спасти ситуацию баритон. — Пэт, погляди: начинается маленькая Италия.

— Ну да, гляди-ка, Вань, какие клоуны, — вздохнул Тимченко, но уже спустя минуту вновь посветлел лицом — Нью-Йорк не то место, где хандрит душа.

Воодушевилась снова и черная красавица Ко. Она потянулась к Тимченко и, искренне чмокнув его в щеку, шепнула: «Ты, как все русские, импульсивен и раним» — и вдруг ударила-уперлась чем-то смертельно твердым Петьке под ребра. Ё, блин, — дамский пистолетик в еще детской ее руке! Баритон внезапно расхохотался, Ко прыснула следом.

— Вы шо, охренели?! — обиделся Тимченко. — Сговорились на мою голову?

— Ну что ты, Пэт! — поспешил успокоить баритон. — Мы всего лишь хотели тебя слегка напугать.

— Ведь мы в Маленькой Италии, — продолжила Ко. — Это земля иммигрантов из Италии. Здесь жило и нашло последнее пристанище много итальянцев, прославивших не только Нью-Йорк. От них торчала вся Америка! Я говорю о гангстерах — Аль Капоне, Фэтсе Домино, Джоне Готти… Да мало ли их было, внесших в жизнь Манхэттена настоящий мужской дух, полный опасности и риска!

— А благородство? — спросил Тимченко.

— Пэт, какой ты наивный! Благородство идет рука об руку с коварством и предательством. Любим-то мы все равно совсем за другое. Догадываешься? За по-тен… Нет, Пэт, не за потенцию. За потенциал! Вот у них того и другого хоть отбавляй! — Ко кивнула в сторону горстки людей, невысоких, с темными, как немая ночь, волосами, зато с цепким, хлестким взглядом, вдруг пробившимся из-за завесы внешнего радушия и за долю секунды успевшим процарапать лобовое стекло Петькиного трака. Китайцы!

…Прошли минуты, закончился и Чайнатаун — город-район китайских ресторанчиков, где подают любимый петькин «чайниз» — курицу с жареной картошкой, приправленную обжигающими кетчупами и специями; район китайских рыбных базаров, щедрых на серебро свежей рыбы, отливающих черным золотом морских угрей, разжигающих аппетит крошечными спинками крупных устриц; район китайских богов и философов, вместе с пылью принесенных на остров Манхэттен из далекой страны, такой древней, что даже в глазах самого юного нью-йоркского китайца Манхэттен выглядит большим яблоком, которое приснилось еще не проросшему яблоневому семени. Закончился еще один завораживающий Петькино воображение район полигамного Манхэттена, начинался следующий — Трибека. Так проходит боль или радость, сменяясь восторгом или унынием… Как-то так получилось, что все это время Тимченко по ломаному, зетообразному маршруту ехал на юг: Сохо, Маленькая Италия, Чайнатаун, Трибека… Разве что с небольшим закидоном на запад. Жить с севера на юг — наверное, это должно что-то значить.

— В Трибеке живут люди с деньгами, — пояснила Ко. — Они их делают, например, на рекламном бизнесе. Как директора «Соотч энд Соотч».

— А на Уолл-стрит съезжаются люди, которые ворочают деньгами! — живо подхватил баритон.

— Да, это так. Хотя в Манхэттене давно уже создана масса других мест, где люди, общаясь со всем миром, делают деньги, — со знанием дела, при этом по-детски скривив губки, заметила Ко. — Я назову несколько таких мест. Ну хотя бы то, откуда мы увидели Манхэттен на ладони, — Всемирный торговый центр…