Нью-Йоркские тайны

Индеец, вспрыгнувший на козлы, схватился за живот и, будто переломившись пополам, грохнулся на землю. Индейцы сомкнули кольцо вокруг дилижанса. Стволы винтовок уже раскалились от безостановочной стрельбы.

Индейцы отбросили свои ружья и с томагавками в руках пошли на приступ… Раненый Арнольд уже выронил винтовку. Сэм продолжал отбиваться. Но исход борьбы был уже ясен. Двое индейцев уже рубили томагавками крышу дилижанса…

И вдруг грохочет выстрел! Он прозвучал откуда–то со стороны. Индеец, рубивший крышу, со страшным воплем летит вниз. Еще, еще выстрелы…

Потом карета трогается с места и через минуту летит вперед со страшной скоростью. Гром топота копыт шести лошадей… Индейцы ревут и беспорядочно стреляют вслед.

Вперед! Вперед! Проходит несколько минут… Вот уже не слышно ничего, кроме конского топота и хлопанья бича. Арнольд и Сэм недоуменно переглядываются. Они спасены! Но кем?..

Вдруг дилижанс останавливается.

— Форт Касдвик!

С козел соскакивает какой–то человек. С крыши дилижанса — второй.

— Ну что, джентльмены? — говорит один из них — Я думаю, что вы дешево отделались…

Спасителями дилижанса оказались братья–близнецы из Антиохии, Марк и Том Гардвины.

3. Ненависть ребенка

Форт Касдвик представляет собой грубо сколоченное бревенчатое строение, которое служит постом для дюжины солдат. Солдаты должны охранять путешественников, но сами подвергаются постоянным нападениям.

Поэтому они нисколько не удивились, услышав рассказ о случившемся. Такое происходит постоянно в этих краях. Могло быть и хуже. Из всех путешественников только Арнольд был ранен, причем легко. Те трое пассажиров, которые с самого начала схватки притаились неподвижно в углу дилижанса, были целы и невредимы. Больше о них говорить не стоит.

Арнольда уложили в постель. Сэм умело перевязал его рану и заявил, что через несколько дней она полностью затянется.

В это время Марка и Тома горячо благодарили за их самоотверженный поступок.

— Дело было совсем простое, — отвечал Том, — мы шли пешком по той же дороге, где ездит дилижанс, и услышали выстрелы. Мы тут же сообразили, в чем дело, и вмешались. Вот, собственно, и все… Но… где же Джон?!

В суматохе о мальчике попросту забыли. До последнего момента схватки он находился рядом, потом вскочил на запятки дилижанса, потом спрыгнул, уже на территории форта…

— Пять минут тому назад я его видел, — сказал Марк. — Он был здесь…

Братья схватили карабины и двинулись к выходу.

Но в этот момент дверь открылась и вбежал Джон. Лицо его было в крови. Он бросил на пол довольно увесистый узел.

— Вот и я, — сказал он весело.

— Что это такое? — спросил Марк, осматривая узел, брошенный Джоном.

— Не трогайте! Это мое! — крикнул Джон.

Марк оттолкнул его и, развязав узел, вытащил оттуда множество перьев, стеклянных украшений, колец и браслетов. Большая часть предметов была перепачкана кровью.

— Где ты это взял? — спросил Марк.

— Где? Странный вопрос! Да у индейцев! Может быть, по–вашему, следовало оставить все это им только потому, что они мертвые?

Воцарилось гнетущее молчание. Том смотрел на руки своего сына. Они были в крови. Этой же кровью было перепачкано его лицо.

Мальчик не по–детски твердо и зло ответил на его взгляд.

— Послушай, Джон, — голос Тома звучал глухо и ровно, — ты никогда больше не будешь грабить мертвых.

Он с отвращением поднял с пола узел и выбросил его за дверь. Джон с воплем бросился к двери, но Том отшвырнул его в дальний угол комнаты.

— Послушай меня, Джон, ты совершил ошибку, и я запрещаю тебе трогать эти вещи…

Но мальчик не успокаивался. Он метался по комнате, скрипел зубами, стонал… Потом побежал к выходу. Том снова перехватил его. Джон отчаянно вырывался, колотя отца побелевшими кулачками.

Том быстро связал его и бросил на одну из кроватей. Мальчик конвульсивно дергался и произносил проклятия, тем более ужасные, что слетали они с детских уст.

— Ну и характер, — заметил Сэм, — однако, вы, парни, тоже упрямы.

— Это наше дело, — сухо сказал Марк.

— Конечно, я не к тому, чтобы осуждать вас… Ну, помолчи, — бросил он Джону, орущему на своей кровати.

Джон вдруг послушался. Он замолчал, следя злыми глазками за действиями отца и дяди. Уже не впервые Джон проявлял свои дурные наклонности. В этом ребенке, казалось, не было заложено никакого понятия об элементарном добре или человеколюбии. Вся его натура была нацелена па зло, в частности, на воровство. Эти детские руки деловито шарили по еще не остывшим трупам, переворачивали их, вырывали из ушей украшения…

Тем временем собравшиеся вновь начали обсуждать недавнее приключение, вспоминая подробности и свои ощущения по их поводу. Те, которые не сражались, оказались самыми многословными летописцами схватки…

Арнольд лежал с полузакрытыми глазами и не принимал никакого участия в разговоре. Его бледное лицо резко выделялось на темно–коричневом одеяле.