Нью-йоркский обход

А пока нас интересует необъяснимое: лес и лесная обитель, джайнский монастырь в Ранакпуре, где вместе с послушниками живут обезьяны, такие же невозмутимые, как все остальные животные в этих краях. Храмовая постройка XV столетия, архитектурное чудо, двадцать куполов, 1444 резные колонны, среди которых нет двух одинаковых, 350 статуй святых. Настоятель требует, чтобы каждую из этих статуй ежедневно мыли водой и молоком. Более того, у статуи, как и у человека, есть чакры. По утрам и вечерам чакры статуй следует натирать смесью сандала и шафрана. Лишь после того как все истуканы вымыты и натерты, послушникам разрешается приступать к медитации. Медитировали и мы. Монах пел мантру; акустика храма преображала слог «Ом» в отголосок набата. Нам наказали следить за дыханием. Вдох-выдох, вдох-выдох. Оммммммм. Казалось, за моим дыханием слежу не только я, но все триста пятьдесят святых, а заодно – Брахма, Шива, Вишну, Индра, Кали, Лакшми, Ганеша, Гаруда, Хануман, Дурга, Лакшми Нараяна, Бадарайяна, Капила, Патанджали, Канада, Готама, Джаймини, Шанкара и Рамануджа – пантеон богов и философов Индии. Все они, прикидываясь эхом, подпевают монаху. Я слушаю этот хор и попутно вспоминаю, что веданта, чей лейтмотив – переход от множества к единству, определяет аватары как состояния души Единого; одно переходит в другое и, соединяясь, дает третье. Я теряюсь в этом лабиринте отголосков, а когда выныриваю и открываю глаза, обнаруживаю, что нахожусь уже в другом храме, где нет обезьян, зато есть крысы, целые полчища крыс. Это храм Карни Маты. Первый крысиный храм был воздвигнут примерно тогда же, что и Ранакпур. Согласно преданию, Карни Мата, святая подвижница из касты чаранов, заключила сделку с богом смерти Ямой после того, как ее пасынок Лакхан утонул в пруду. Смилостившись, Яма согласился воскресить мальчика в теле крысы, но при одном условии: отныне каждому из потомков Карни Маты придется прожить жизнь в обличье крысы прежде, чем перевоплотиться в человека. С тех пор в Раджастхане строят крысиные храмы. Впрочем, крыса считалась священным животным и до Карни Маты: она служит транспортным средством слоноподобному богу Ганеше. Крысиному храму, который мы посетили, около трехсот лет. Мраморный фасад, серебряные кованые двери, пол в шахматную клетку, архитектурный стиль Великих Моголов. В храме живут двадцать тысяч крыс. Посетители ходят босиком (если одна из крыс пробежит по вашей ноге, это считается доброй приметой). Иные отчаянные бхакты даже грохаются оземь, чтобы крысам было легче на них взобраться. Или пьют воду и молоко, в которых плавали крысы. Говорят, за триста лет не было ни одного случая отравления или заражения какой-нибудь иерсинией. Наоборот, крысиная вода лечит все болезни. Священник, которого называют панда-джи, щуплый неприметный человек в белом дхоти, благословляет прихожан, нанося на межбровье мазок красной пудрой, и выдает каждому по волшебной нитке. Нитку надо обвязать вокруг ветки дерева, растущего у входа в храм. Если при этом загадать желание, оно непременно сбудется. Судха встает в очередь. Когда подходит ее черед получить благословение, она протягивает панде кулек с ломтиками кокоса. Тот бормочет какое-то заклинание и возвращает ей кулек со словами: «Богиня поела, теперь и ты поешь». Мажет межбровье, но нитки не дает. Где же нитка, панда-джи? Человек в белом дхоти отвечает ей долгим взглядом, в котором читается что-то неопределенное. Всеведущая жалость, монашеская отрешенность или, может быть, признание старого брахмана из рассказа Салмана Рушди: «В бессмертную душу я не верю, но я не верю и в то, что мы только мясо да скелет. Я верю в смертную душу, в бестелесную квинтэссенцию человека, которая гнездится в плоти, как паразит, процветает, пока мы процветаем, и умирает, когда мы умираем».

– Где же нитка, панда-джи, почему мне не дали нитку? – обиженно повторяет Судха.

– Потому, – произносит он наконец, – что ты, дочка, издалека приехала. Если твое желание сбудется, тебе надо будет вернуться и развязать нитку. А как ты вернешься? Когда еще приедешь к нам из своей Америки?

От этих слов глаза у Судхи увлажняются. Ей хочется исповедаться. В Америке у нее есть сын. Она хотела троих, даже четверых детей. Но после родов были осложнения, и в конце концов ей удалили матку. После этого она много лет не могла заставить себя прийти в храм. Но сейчас ее сыну уже пятнадцать лет, она за него боится, хочет, чтобы он был защищен.