Читаем Нью-йоркский обход полностью

Пока она рассказывает, я пячусь к выходу, следя, чтобы по ноге не пробежала крыса. У меня нет сурифобии, но такое количество «белок сабвея», как их называют в Нью-Йорке, смутит кого угодно. Кроме того, меня мучает совесть. Однажды, в мою бытность лаборантом, мне пришлось участвовать в умерщвлении подопытных мышей. В нашей лаборатории их убивали с помощью газа, это считалось наиболее гуманным способом. Помню, как их загоняли в камеру по трое и по четверо; как они сначала метались в поисках выхода, а потом жались друг к дружке, дрожа мохнатыми тельцами, и через минуту этих жизней уже не существовало. В другой раз я выдумал какую-то уважительную причину и был освобожден от дежурства по газовой камере. Но и одного раза хватило на целый месяц дурных снов.

– Можешь быть спокойна, – обнадеживает Судху панда-джи. – Ты свой долг выполнила, пришла в храм, теперь ешь кокос. Богиня присмотрит за сыном.

– А откуда вы знали, панда-джи, что я живу в Америке?

– Так ведь, – панда-джи кивает на меня, – муж-то у тебя американец.

– Алекс? Он мне не муж. Это друг моего брата. Он приехал в Индию по врачебным делам.

– Ах, вот оно что… – Панда-джи устремляет на меня свой бездонный взгляд и впервые за все время обращается ко мне. – Возьми этот кокос и покорми крыс.

Ашрам

В лесу, окруженном живописными предгорьями и меандром большой реки, мы приобщились к ведической медитации, посетив обитель «Арша Видья Гурукулам». Этот лесной ашрам был основан полвека назад ведантистом Свами Даянанда Сарасвати (для приближенных – Пуджья Свами). Семья Сандипа ездит сюда уже много лет. С некоторых пор встречи в Арша Видья вошли у них в традицию. Сандип и Ниру приезжают с детьми из Нью-Йорка, Санджай и Судха – из Калифорнии, родители Ниру и Санджая – из Дели, родители Сандипа и Судхи – из Коннектикута. Воссоединение на нейтральной территории ашрама – верный способ избежать конфликта. Каждый год в течение недели они всей семьей медитируют, занимаются йогой, гуляют по лесу и поют бхаджаны[51]. Затем разъезжаются до следующего раза. Никаких раздоров и разногласий. Мир да покой. Шанти, шанти, шанти. Попадая в ашрам, человек тотчас проникается духом вселенской любви и доверия. На дверях коттеджей, где размещают постояльцев, нет замков. Встречаясь на лесной тропе или за трапезой в монастырской столовой, незнакомые люди улыбаются и уступают друг другу место. В другое время, при других обстоятельствах они бы ни на секунду не забывали о том, что человек человеку волк. Но пока они здесь, ни у кого не возникает и мысли, что кошелек, оставленный в незапертой комнате, могут украсть. Арша Видья – это макет царства Рамы, дом отдыха от мирского зла. Монастырь-санаторий на краю священного Ришикеша.

Длинный день начинался с управляемой медитации: аккурат в шесть утра многоголосица бхактов запевала шадакшара-мантру «Ом намах Шивая». Запах сандаловых благовоний прикрывал несвежее дыхание заспанных людей, медитирующих натощак. Полагалось сидеть со скрещенными ногами и прямой спиной, чтобы пробудить энергию кундалини. Несколько лет назад я пытался освоить основы дзадзэн в Японии, а еще раньше занимался «осознанной медитацией» в Таиланде. Ни в том ни в другом случае я не продвинулся дальше стартовой точки, но, по крайней мере, без особых усилий высиживал положенные полчаса. Теперь же я был не в состоянии сосредоточиться ни на чем, кроме боли в тазобедренных суставах. «Встреча с собой, это встреча с собой, – доносился из динамика голос Свами. – Никаких ожиданий, никаких откровений, просто встреча с собой. Я – не тело, я – не имя, я есмь То…» Боль в суставах свидетельствовала об обратном: я есмь тело, тело со всеми его неполадками.

Перейти на страницу:

Все книги серии Художественная серия

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза