Нюргун Боотур Стремительный

В связи со сказанным необходимо отметить, что одной из главных черт олонхо как жанра является его своеобразный историзм. Олонхо задумано, создано и подается как своеобразная история всего племени человеческого, в самом широком смысле этого слова — всего человеческого общества. Правда, история эта не реальная — фантастическая, а «человеческим обществом» в олонхо предстает только эпическое племя айыы-аймага (под которым подразумеваются, как сказано, предки якутов). Но суть в том, что любое олонхо подается как история человеческого племени со времени возникновения вселенной, «по меньшей мере» — со времени заселения человеком земли — «Среднего мира». Вот почему подробно, во всех деталях (и, разумеется в фантастических красках и в мифологическом оформлении) описывается жизнь и борьба первых людей на земле, особенно главного героя олонхо, ибо его судьба и его борьба являются воплощением судьбы человеческого племени.

В соответствии со значительностью событий, описываемых в нем, олонхо создано в «высоком стиле». События сначала развертываются не спеша, в замедленном темпе, но, все усиливаясь и в масштабе, и в темпе, переходят в бурный поток разнообразных встреч и столкновений. В олонхо много символики, архаических слов и оборотов, фантастических образов. Стиль его отличает гиперболизация, контрастность, параллельные и сложные конструкции, традиционные, издавна сложившиеся готовые поэтические формулы — «общие места», образные слова и выражения, переходящие из одного олонхо в другое. Олонхо богато различными изобразительными средствами, особенно сравнениями и эпитетами. Почти в каждом большом описании (а их в олонхо много, ибо оно в основном произведение описательное) можно встретить не только отдельные, так сказать, единичные сравнения, но и сложные конструкции — развернутую цепь сравнений (схожие по построению несколько или много сравнений, с большим количеством примыкающих к ним слов, в которых, в свою очередь, могут встретиться еще сравнения). Эпитеты в олонхо часто также бывают сложными. Иногда сходные синтаксические конструкции, составляющие перечень предметов или явлений, возглавляются характеризующими их эпитетами, составляющими целую «цепь эпитетов». Все это, вместе взятое, создает причудливый узор, своего рода словесные арабески. Но узор этот не разбросанный, как попало, а подчиненный своей внутренней логике, строгой системе.

Здесь нет возможности более или менее подробно остановиться на всем этом. Для подтверждения некоторых положений из сказанного, приведем лишь два примера[16].

В первом из них[17] описывается разгорающийся гнев богатыря, считающего себя оскорбленным.

После этого у нашего человека (от гнева)
спинные сухожилия стали стягиваться,
выгибаясь, как упругое дерево;
ноги его стало сводить,
подобно лучку черкана[18]

;на мощных серебряных пальцах его,
подобных десяти серым горностаям,
зажатым голова к голове,
стала лопаться кожа, —
и светлая чистая кровь его
брызнула дрожащими струйками,
похожими на тонкие волоски,
вырванные у лошади с мягкой гривой и хвостом,
(кожа) на обоих висках его стала смарщиваться,
как подстилка из медвежьей шкуры (при сгибании),
из обоих висков его, шипя и разгораясь,
поднялись вверх огни с синим пламенем,
похожие на развороченный костер;
на самой макушке его заплясал
большой огонь, величиной со средний горшок;
из обоих глаз его посыпались вниз искры,
подобные искрам искристого огнива;
когда кровь на спине его
вскипала, бурля,
и подступала (к горлу),
он, харкая, сплевывал
сгустки алой крови[19].

Приведенная картина — символика (олонхосуты, конечно, понимают, что ничего подобного произойти с человеком не может). Ее назначение — превознести героя, как необыкновенного, ни с чем не сравнимого, фантастического богатыря.

Разгорающийся и все более усиливающийся гнев богатыря показывается изменением его внешнего вида.