В перерыве католики и не принадлежавший к ним Розенберг заспорили об отношении католической церкви к антисемитизму. Розенберг утверждал, что Папен выразил мысль о том, что в христианской стране влияние евреев не должно быть чрезмерным. Зейсс-Инкварт сообщил к сведению присутствующих, что 85 % всех венских адвокатов — евреи, а затем и о том, что между пасторством и антисемитизмом, дескать, прямая связь — большинство пасторов но сути своей — антисемиты, и в первую очередь в Польше, где еврейские погромы происходят вот уже несколько столетий — и поныне! Ввоз польских евреев в Германию поднял волну антисемитизма.
Франк согласился с Зейсс-Инквартом, однако исторические корни решил представить несколько иначе.
— Да, да, пасторы еще со времен инквизиции в принципе были настроены против евреев. Ха-ха-ха! Они из-за своей религиозной нетерпимости подвергали пыткам людей по всей Европе, позже дошло и до сожжения ведьм на кострах.
Розенберг, воодушевленный утверждением Франка о том, что инквизиция представляла собой позорную главу в истории католической церкви, ввернул свое:
— Да, и подобное творилось на протяжении четырех или даже пяти веков! Разве можно назвать это спонтанным взрывом эмоций?
Слегка опомнившись, Франк продолжал:
— Предшественники тех, кто организовывал и руководил Освенцимом, орудовали в камерах пыток инквизиции. Это действительно был черный период нашей истории!
Фрик и Розенберг были уверены, что Гитлер в сравнении с палачами инквизиции был просто агнцем. Франк с этим не согласился, но оспаривал их утверждение без особого рвения:
— Нет, агнцем он, конечно, не был! И все же был воистину ад! Ха-ха-ха! Видите, профессор, человечество испокон веку пребывало в кошмаре! Бестия, что внутри человека, время от времени вылезает из него наружу.
Розенберг и Кальтенбруннер упивались перечислением подробностей методов пыточных дел мастеров периода инквизиции, о деяниях и авантюрах Торквемады и т. д. Чтобы придать всей картине оттенок достоверности, Франк заострил внимание на том, что именно непревзойденные в своем религиозном фанатизме протестантские правители северной Германии положили начало процессам о ведовстве и кострам. Судя по всему, интерес Франка, как адвоката, имел чисто профессиональную подоплеку.
— Мне приходилось держать в руках некоторые протоколы подобных процессов XV–XVI веков. Они там вполне серьезно расспрашивали старух, как часто тем случалось вступать в половую связь с дьяволом! Ответы в точности заносились в протокол, йотом их пытали, чтобы они рассказали побольше. Ха-ха! Вот уж гротескная картина!
Обеденный перерыв. Во время обеда в отсеке для пожилых обвиняемых продолжилась дискуссия об отношении католической церкви к антисемитизму, однако Папен высказался в более христианском духе:
— О том, как католическая церковь относится к антисемитизму, известно всем, — сказал он, обращаясь ко мне и Шахту. — Суть в том, что все люди равны перед Богом и что расистские предубеждения средствами оценки служить не могут.
Папен предположил, что вначале Гитлер, признавая Германию христианской страной, признавал и это. Однако впоследствии выяснилось, что Гитлер был лжецом, патологическим лжецом.
Шахт был убежден, что Гитлер был лжецом изначально, но вот как лжеца патологического разоблачить его было крайне непросто — он всех одурачивал.
— Нет, правда, я сам присутствовал, когда он произносил речь по поводу назначения его рейхсканцлером. Говорю вам, его заявления о созидательном идеализме звучали очень честно и убедительно, он говорил от души, никто и усомниться в этом не посмел. Поверьте, тогда его слова так запали нам в душу, что мы все почувствовали — в Германии грядет новая эпоха.
Послеобеденное заседание.