Нюрнбергский дневник

(Как мне доложили, Риббентроп шепнул Герингу: «Его давно следовало бы расстрелять!»)

Папен добавил, что предостерегал Риббентропа об опасности мировой войны.

(Теперь Геринг в упор разглядывал публику в зале, Риббентроп же, покосившись на нес, с надутым видом неохотно кивнул — да, мол, было такое.)

Должность германского посла в Турции Папен, по его словам, принял лишь ради того, чтобы прорвать кольцо изоляции вокруг Германии и избежать войны. Начало войны стало для него полнейшей неожиданностью, он был в смятении. Спровоцировать эту войну — самое серьезное преступление и самое большое безумие, на какое оказались способны Гитлер и его окружение. Германия изначально была обречена на поражение. «Все мы погибнем под ее руинами», — сказал он тогда одному своему приятелю, дипломату, которому доверял. Но Папен оставался в Турции, потому что ничего другого ему просто не оставалось. И все же он часто поднимал вопрос, а не бросить ли пробный шар относительно мирных переговоров. Но Риббентроп неизменно отвечал, что Гитлер ни о каком мире и слышать не хочет и никогда не пойдет на подобные шаги.

(Геринг снова напустил на себя важность, время от времени откидываясь на спинку стула, всем своим видом желая продемонстрировать, что и Риббентроп, но его мнению, вел себя с этим Папеном отнюдь не лучшим образом.)

Нападение на Россию Папен рассматривал как преступление. В своей речи он огласил план заговора, участником которого являлся и в соответствии с которым штаб-квартира фюрера должна была быть блокирована, а сам он арестован. Предполагалось отдать его под суд. После этого адвокат Папена предъявил Трибуналу данные под присягой показания внука Бисмарка, из которых явствовало, что заговорщики 20 июля намеревались предложить Папену должность министра иностранных дел.

(Качая головой, Геринг посмеивался. Йодль наливался краской, могло показаться, что он и происходящее в зале видел будто сквозь красное стекло.)

Обеденный перерыв. За столом Риббентроп выглядел взвинченным и рассерженным:

— Отстирывать это грязное белье перед судом! Это неправильно! Это действительно неправильно! Есть вещи, о которых не упоминают… Да, да, верно, он никогда не был хорошим национал-социалистом, это так. Но вытаскивать на всеобщее обозрение это грязное белье…

Правда, при этом не упомянул главную причину своего недовольства: разоблачение его упрямого и тупого цепляния за внешнюю политику Гитлера, приведшую к катастрофе.

Как заявил сам Папен, он высказал им все до конца.

— Толстяку этого ох как не хотелось. Даже кричал на меня, угрожал, что, мол, он еще сам по этому поводу кое-что заявит и отомстит мне.

Еще один вопиющий случай попытки оказать «моральное давление», о чем уже упоминал Шпеер. Я заверил Папена, что суд отнюдь не собирается даровать Герингу какие-то там особые привилегии и бесконечно заслушивать его, речь может идти лишь о его нраве на последнее слово. Шахт считал, что Геринг всегда был заодно с гестапо, несмотря на то что на посту шефа этой организации пробыл относительно недолго. Дёниц безмолвно сидел в своем углу, выражая таким образом свою решимость дистанцироваться от политиков.

В смежном отсеке Штрейхер через дверной проем произнес напыщенный монолог, адресованный Йодлю, в котором нацистский идеолог сетовал на такую страшную неуместность, как нападки на исторических личностей вроде Гитлера.

— Существуют метафизические силы, творящие подобных лидеров истории! Они неподсудны никому… А ходом этого процесса управляет мировое еврейство. Мировое еврейство сосредоточило в своих руках дьявольски сильную власть, оно использовало все свое могущество, чтобы инициировать этот процесс.

И тут же обратился ко мне: