Нюрнбергский дневник

Кальтенбруннер попытался завязать разговор, но они сделали вид, что не слышат его.

Кейтель наклонился ко мне и попросил передать от него привет майору Келли — явно выбрав благовидный предлог начать со мной разговор и избежать пытки общения с Кальтенбруннером.

Франк со скрежетом зубовным уткнулся носом в какую-то книгу. Когда я оказался возле него, он, кивнув в сторону Кальтенбруннера, произнес:

— Присмотритесь к его голове. Любопытно, не правда ли?

После нескольких минут столь холодного приема Кальтенбруннер, с трудом взволнованно сглотнув, принялся тереть указательным пальцем глаз.

После того как его адвокат, покончив с обедом, вернулся, Кальтенбруннер протянул ему руку для приветствия, однако защитник демонстративно заложил руки за спину. В разговоре со своим подзащитным адвокат Кальтенбруннера держался вполне дружелюбно, но вот руки подать ему не посмел.

Геринг с явным неодобрением взирал на происходящее — внимание всех фоторепортеров и корреспондентов было приковано к особе Кальтенбруннера. По-видимому, теперь их искренний интерес переместился с некритичного юмора Геринга к неприятнейшей теме изуверств, творимых в концентрационных лагерях.

— Почему его понадобилось притащить сюда именно сегодня? — мрачно осведомился Геринг.

— Сегодня он впервые хорошо чувствует себя после приступа, — пояснил я.

— Что говорят врачи? Он здоров?

— Вполне здоров для участия в процессе.

— Но если уж он здоров, то я тогда — атлант, никак не меньше. Не вижу причин для сегодняшней доставки его сюда.

Геринг продолжал наблюдение за репортерами, фотографировавшими новичка, обводя взглядом зал заседаний, чтобы оценить реакцию присутствовавших.

Послеобеденное заседание.

М-р Олдермен продолжал изложение того, как Риббентроп выступил с предложением к партнерам по «оси» присоединиться к Германии в деле воплощения в жизнь идей «нового порядка» и объявить союзным державам войну. Результатом стало вероломное нападение Италии на Францию и Японии на США. Риббентроп бомбардировал Японию требованиями немедленно вступить в войну с Советским Союзом, но та все же не рискнула пойти на такой безрассудный шаг.

11 декабря. Национал-социалистические документальные фильмы

Утреннее заседание. Демонстрация нацистских фильмов на тему их прихода к власти вызвала у обвиняемых волну положительных ностальгических воспоминаний о былых днях и событиях — речах Гитлера, Геббельса, Гесса, Розенберга; на экране мелькали кадры, свидетельствовавшие о росте мощи вермахта, о ликвидации безработицы, военных парадов, звучали вопли «Зиг хайль!» и так далее.

Кадры нацистской хроники, изображавшие возрождение германской мощи после прихода Гитлера к власти, выжали слезу умиления даже у Шахта. После он задал мне вопрос:

— Что дурного можно увидеть в ликвидации безработицы?

Фриче признался:

— У меня хотя бы есть чувство удовлетворенности от осознания того, что в один прекрасный день родилась Германия, во славу которой можно было и вкалывать — до 1938 года.

Франка очень тронули кадры, но они же вызвали и муки. В перерыве он попытался что-то шепнуть мне, так, чтобы это не услышали остальные.

— Смех Божий? — переспросил я.

— Да, да. И этого человека немецкий народ возвысил до божества!

Далее на экране мелькали кадры, показывавшие, как Гитлер сооружал и запускал в действие военную машину. Когда в кадрах впервые замелькали самолеты, Дёниц хихикнул:

— Ого! Летчики!

Геринг, наклонившись вперед, шепнул ему:

— Тише! Помолчите!

Чуть позже, когда стали показывать и военно-морские парады, Дёниц произнес:

— Все видят, что они — лучшие из лучших!

— Неплохо, неплохо, — расщедрился на признание Геринг.

Затем пошли кадры заседания рейхстага, на котором депутаты разразились смехом после зачтения обращения Рузвельта, в котором президент США призывал к миру. Геринг рассмеялся и в этот раз — но уже сидя на скамье подсудимых.

Обеденный перерыв. Голос и образ Гитлера лишили Риббентропа разума. Бывший министр иностранных дел Германии рыдал, как ребенок, будто вдруг увидев восставшего из могилы горячо любимого родителя.

— Неужели вы не ощущаете беспримерного величия этого человека? Не замечаете, как он просто опрокидывал навзничь любого? Не знаю, способны ли вы это почувствовать, но мы-то уж чувствовали. Потрясающе!

Я заметил Гессу, что его, как и весь немецкий народ в те дни, переполнял восторг.

— Да, этого нельзя отрицать, — с ухмылкой ответил он.

— А теперь все по-другому, верно?

— О, это всего лишь промежуточный период — подождите лет 20.

Перед этим Геринг в разговоре с Гессом сказал, что убежден в том, что немецкий народ снова поднимется — его ничто не способно удержать.