Нюрнбергский процесс глазами психолога

Я расстался с ней с ощущением, что оберегаемая Дама Сердца Геринга до сих пор горячо любила своего сиятельного рыцаря, поместившего ее в башню из слоновой кости, чтобы там было удобнее взирать на деяния се героя и чтить его шумную натуру. И даже суровое осознание того, что се герой был в прислужниках у обер-убийцы, не развеяло ее иллюзий относительно своего супруга. Возвращаясь в Нюрнберг, я обдумал способ, каким довести до его понимания настоятельную просьбу его жены покончить с порочной верностью. К тому же мне предстояло убедиться, каково будет воздействие ее пробудившегося материнского и человеческого инстинкта на его средневеково-героические представления.

24 марта. Кодекс чести Геринга

Камера Геринга. Я передал Герингу письмо от его жены и открытку от его ребенка. Он не пожелал читать их в моем присутствии, но поинтересовался у меня, как у них идут дела и что с ними. Я передал ему наш разговор и описал условия, в которых они живут.

— Мы много говорили о вашей верности Гитлеру, о его приказе арестовать и расстрелять вас и вашу семью, включая маленькую Эдду, — сообщил я.

— О, я уже не верю в то, что такой приказ мог исходить от самого Гитлера. Это было делом рук Бормана, этой мерзкой свиньи.

Внезапно лицо Геринга исказила злоба.

— Говорю вам, герр доктор, если бы эта дрянь на пять минут оказалась бы вот в этой камере при запертой двери, то после этого уже не было бы нужды отдавать его под суд, это я вам гарантирую!

Скрипнув зубами, он сжал кулаки.

— Я бы этого подонка удушил голыми руками! И не только за те гадости, которые он делал мне, нет, а за все его вероломные уловки, которые он творил, пользуясь тем, что сумел втереться в доверие фюрера!

И хотя Геринг очень быстро отошел от гнева, я заметил, что во время нашею разговора правая рука его помимо воли оставалась сжатой в кулак целых пять минут.

— Да, вопрос, который задал мне сэр Дэвид, — продолжал он, — это был очень опасный вопрос — самый опасный за весь процесс!

Геринг снова повторил вопрос сэра Дэвида, желает ли Геринг по-прежнему хранить верность убийце, тут же присовокупив и свой ответ на него.

— Знаете, я никогда не прославлял и не осуждал его. Не хочу осуждать его и сейчас.

— Я ожидал этого. Вам никак не хотелось высказать иностранному суду то, что у вас накипело.

— Разумеется, кроме того, мне хотелось показать своему народу пример того, что еще существует такое понятие, как верность.

Вот за это я и ухватился.

— Дело в том, что ваша жена весьма расстроена этой вашей слепой верностью к фюреру, в особенности после всех этих передряг и приказа расстрелять вас. Вот ее слова: «Мне бы хоть раз увидеть его. Хоть на пять минут!»

Геринг очень внимательно смотрел на меня, когда я передавал ему сказанное его супругой, стараясь интонацией передать и ее душевное состояние. Геринг понял, чего я хочу от него.

И отреагировал снисходительной улыбкой — он прощал и понимал меня.

— Да, да, понимаю. Она может влиять на меня в отношении очень многих вещей, но вот что касается моего кодекса чести — тут уж нет. Тут уж меня не поколеблет никто. Я позволял ей распоряжаться в доме, как ей заблагорассудится, я делал для нее все, что она ни пожелала, но если речь заходила о принципиальных для мужчины вещах, тут уж позвольте — женщинам сюда доступ закрыт.

Это и был его ответ на мой вопрос. К средневековой, эгоцентрической системе ценностей Геринга относилось и «рыцарское» восприятие женщины, скрывавшее свои истинные нарциссические цели за фасадом презрительно-покровительственного снисхождения, не позволявшего женской концепции гуманности стать на пути к осуществлению этих целей.

Опершись локтем на койку, Геринг негромко, больше для себя, произнес:

— Нет, моему народу уже приходилось терпеть унижения. Верность и ненависть еще сплотят его. Кто знает, может, как раз в эту минуту рождается тот из плоти и крови, кому суждено сплотить мой народ и отомстить за все унижения, которые мы терпим сейчас!

24 марта. Защита Гесса. Отказ Гесса давать показания

Камера Гесса. Гесс заявил, что решил не давать показания в пользу своей защиты из-за нежелания оказаться в неловком положении, когда он не сумеет дать ответы на поставленные обвинением вопросы. Он заверил, что это целиком и полностью его личное решение, но мне доподлинно известно, что его склонили к этому Геринг и доктор Зейдль.

В ходе непринужденной беседы с Гессом мы вновь коснулись затронутых еще на прошлой неделе вопросов. Он не смог припомнить ни прихода к власти нацистской партии, ни своего полета в Англию, ни психиатрической экспертизы, ни фильмов об ужасах концлагерей, ни даже главных свидетелей, таких, как генерал Лахузен, Олендорф, генерал фон Паулюс. Гесс помнит, что Геринг «о чем-то говорил и говорил — но в данный момент я не могу сказать о чем, хоть убейте».

Я попытался узнать его реакцию на мнение о том, что он симулирует потерю памяти.

— Предположим, кто-то спросит у вас: «Откуда нам знать, а может, вы симулируете потерю памяти?» Что вы в таком случае ответите?