Нюрнбергский процесс глазами психолога

Поймите же, наконец, Редер — мучимый завистью старик, оскорбленный тем, что я не только сменил его на его посту, но и сумел сделать на нем больше, и вдобавок еще оказался во главе государства, хотя всегда был у него в подчинении. А там, где он утверждает, что я, мол, приказал войскам сражаться до конца — мы ведь уже говорили об этом! Это было сделано лишь с одной целью — уберечь два миллиона немцев от русского плена, кроме того, я успел заручиться поддержкой генералов Монтгомери и Эйзенхауэра. Я предупредил моего адвоката Кранцбюлера, чтобы тот не вздумал цитировать бредни этого выжившего из ума завистливого кретина…

Редер и сам сгорает от стыда, что мог написать такое. Он уже не одну неделю пытается изъять свое заявление из обращения, но об этом и рта не раскроет. Все надеется на то, что как-нибудь пройдет. А заявить открыто перед судом, что на него оказывали давление русские, этого он тоже не может — его семья до сих пор у них в руках. И все же как-то придется с ним общаться на скамье подсудимых. По крайней мере, в мои планы не входит доставить суду удовольствие, попытавшись раскроить ему череп. Если уж попал на эту скамью, то приходится мириться со всеми человеческими типажами. Достаточно вспомнить о двух антиподах — о Шахте и о Геринге. Но вы же видите эти пометки на полях документа, побывавшего у всех нас в руках: ревность, задетое самолюбие, завистливые бредни. Ну что взять, скажите на милость, с этого завистливого старого хрыча?

Я сказал, что, по-видимому, тема исчерпана, и мы, посмеявшись, поставили на ней точку. Дёниц вновь напомнил мне о том, что американский адмирал самого высокого мнения о нем. Мол, даже прислал к его защитнику своего адъютанта, чтобы тот передал Дёницу, что питает к нему самое высокое уважение.

23 мая. Защита Шираха. Показания Шираха

Послеобеденное заседание.

Ширах начал свою защитительную речь с заявления о своей ответственности за воспитание немецкой молодежи. В приступе болезненного упоения своей образованностью, с которым ему так и не удалось справиться, он напыщенно заявил к сведению всех присутствующих, что, дескать, пропагандировал не один только национал-социализм, а Гёте, и заодно всю немецкую литературу. Судьям приходилось несколько раз прерывать его, напоминая о том, чтобы он говорил по существу. «Гитлерюгенд» Ширах силился представить некоей одержимой спортом бойскаутской организацией, ничего общего с военной подготовкой не имевшей. Тем не менее это отнюдь не помешало ей, с ведома Шираха, принять самое активное участие в погромах 1938 года. Перейдя к изложению вопроса по существу, Ширах поведал о своем пути к антисемитизму, не забыв упомянуть и о неизгладимом впечатлении, которое произвела на него книга американского автора «Еврей-космополит».

В ходе этого дня заседаний доктор Тома, адвокат Розенберга, заявил мне, что сыт по горло пронизанной ненавистью позицией своего подзащитного. По словам Тома, Розенберг изводит его своими бесконечными напоминаниями о необходимости доказать всем, что преследование евреев — дело правое. Например, упорно требует с него предъявить документ Потоцкого. «Я говорю ему: «Ради всего святого, Розенберг, вы требуете от меня, чтобы я вдолбил всем, что вы не одобряли программу уничтожения евреев, что вообще ничего о ней не знали, но, с другой стороны, вы требуете от меня предъявить суду документ, доказывающий, что уничтожение евреев — вполне оправданная мера!» Нет, он мне просто отвратителен!»

Я поинтересовался у Тома, а что, собственно, должен доказывать пресловутый документ Потоцкого. Он разъяснил мне, что речь идет о заявлении бывшего польского посла в США, в котором говорится, что евреи из окружения Рузвельта крайне враждебно относились к нацистской Германии. «Но если вы хотите знать, — продолжал Тома, — то такое заявление только на пользу самим евреям, они вовремя сумели разгадать всю гнусность национал-социализма, повергшего Европу в хаос опустошения и осознают необходимость от него избавиться. Могу признаться: многие порядочные христиане и приняли эту войну только потому, что она ознаменовала конец национал-социализма».

Он рассказал мне, как сложно ему осуществлять защиту Розенберга, назвав его претенциозным язычником. Розенберг упорно ищет в истории оправдания войне и преследованию евреев, осыпая своего адвоката упреками, что, дескать, тот неправильно его защищает. Он не брезгует никакими средствами, чтобы уберечь свою шею от петли. «Ничего, пусть радуется, что я еще не стал предъявлять суду кое-какие его опусы, среди них есть и такие, что уже никто не сможет усомниться, что он злобный и непримиримый юдофоб. Я сумел отыскать документы, которые уничтожили бы его, и пусть он радуется, что я не стал предъявлять их суду.

24 мая. Ширах обвиняет Гитлера

Утреннее заседание.