Нюрнбергский процесс глазами психолога

Я полюбопытствовал у Дёница, к какой из вышеназванных категорий он относит Геринга, на что адмирал, не скрывая презрения, пояснил мне, что Геринг принадлежит к разложенцам-политикам.

Камера Фриче. Фриче снова был охвачен депрессией, причина которой состояла в том, что Ширах, оказывается, куда глубже увяз в преступной трясине, чем предполагалось. Попытки Шираха уйти от ответственности в связи с этими отчетами СС о творимом геноциде евреев, о расправах с партизанами на восточных территориях, его сознательное нежелание признать антирелигиозный характер «гитлерюгенда» все более убеждали Фриче в том, что в нацистской Германии действительно не оставалось ничего, что не основывалось бы на лжи и обмане. Он до сих пор не мог с определенностью сказать, сумеет ли выдержать, пока не начнут разбирать его дело.

Я указал на то, что признание Шираха и его обвинения в адрес нацизма и Гитлера весьма любопытны в пропагандистском плане, что разоблачения Шпеера также внесли существенный вклад в дело установления истины, и что из всего этого, вероятно, сможет извлечь определенную пользу для себя и он, если сумеет дать показания, не позабыв и о пропагандистской их направленности.

В ответ на это Фриче вяло заверил меня, что, мол, по его мнению, абсолютно все равно, что он скажет.

Камера Шпеера. Критика, с которой Ширах обрушился на Гитлера, и рухнувший «единый фронт» Геринга явно способствовали подъему настроения Шпеера. По его словам, отныне они с Ширахом на «ты».

— Как же все изменилось с тех пор, когда Геринг присылал его ко мне с предостережениями, чтобы я, не дай Бог, не наговорил липшего в адрес Гитлера. Я сегодня напомнил ему об этом. Тогда я ответил Шираху, чтобы Геринг со своей трепотней на темы героизма и верности убирался подальше; было бы лучше, если бы он проявил свой героизм во время войны и не побоялся брать на себя больше ответственности, а не стал бы накачивать себя разной дрянью, в то время как Германия шла навстречу погибели. В конце концов, Ширах признал мою правоту — и вот теперь мы с ним на «ты». Ну, погодите, Геринга хватит удар!

1–2 июня. Эйхман

Камера Поля. Показав фильм о творимых в концлагерях зверствах, я среди зрителей обнаружил и обергруппенфюрера^[31] Поля, недавно арестованного начальника управления концентрационного лагеря.^[32] Сразу же после показа я направился в его камеру, желая узнать его мнение об увиденном им. Поль знал об ужасных условиях в концентрационных лагерях, но, по его словам, он никогда не думал, что все настолько ужасно, как в этом фильме.

Поль исполнял снабженческие функции, он знал, что поставки продовольствия были крайне ограниченными и постоянно урезались, и вряд ли могли спасти заключенных от голодной смерти. Однако предпринять что-либо существенное, как заявил Поль, он не имел возможности, кроме того, как обращаться с соответствующими просьбами к Гиммлеру. Поль собирался оставить лагерь наступавшему противнику. Вследствие эвакуации в тыловые районы Рейха погибло больше заключенных, чем от голода. Поль уверял меня, что не имел отношения к уничтожению евреев, хотя в Германии не было таких, кто об этом бы не знал. Такие вопросы к сфере его компетенции вообще не относились. За это несли ответственность Эйхман и Мюллер, работавшие под началом Кальтенбруннера.

Я сообщил ему, что Кальтенбруннер отрицает свою причастность к массовому уничтожению евреев, ссылаясь на то, что вместе с Мюллером работали Эйхман и Поль. В ответ на это Поль вежливо заверил меня, что Кальтенбруннер — лжец. Кальтенбруннер, будучи начальником РСХЛ, отвечал за всю подчиненную ему организацию. Поль был обязан обращаться лично к нему за санкцией даже в тех случаях, когда требовалось освободить кого-либо из концентрационного лагеря. Именно Кальтенбруннер был вторым после Гиммлера человеком в аппарате полиции безопасности.

— И у вас нет оснований обвинять меня в том, к чему я не имел отношения. Я занимался исключительно поставками продовольствия и вообще снабжением.

— Но вы знали, что осуществляете поставки для организации, ответственной за геноцид, или нет?

— Ну — знал я или нет — знали все. Каждому было хорошо известно, что на Востоке евреев уничтожают. Но в этом я не…

— Почему вы просто не прикончили этого выродка, а продолжали работать на него? — не выдержав, перебил его я. Поль посмотрел на меня с таким видом, будто счел мой вопрос оскорбительным.

— Убить его? Ну да, но я не знаю, что и сказать, — пожал плечами Поль. — не знаю, это хороший вопрос. Я не могу на него ответить. Почему никто из нас его не убил? Естественно, это был бы единственный выход. Но никто из нас на это не пошел. Не знаю, почему.

— Да потому что вам было наплевать на гибель людей, пока, разумеется, лично вам ничего не угрожало! Я прав или нет?

— О нет, нет, я ничего подобного не одобрял!..

И т. д.

3 июня. Защита Йодля. Показания Йодля

Утреннее заседание.

(Когда Йодль выходил к свидетельской стойке, Геринг шепнул Гессу: «На него последняя надежда».)