Риббентроп – амбициозный эгоист и оппортунист. Можно было рассчитывать, что Нейрат, Папен, Шахт и Шпеер, если задать им правильные вопросы, будут «топить» Риббентропа.
Папен – учтивый, благоразумный, дальновидный. Враждебно относится к Герингу, Риббентропу, Розенбергу. Для получения показаний против них лучше не давить на Папена, а использовать перекрёстные допросы.
Гесс пассивен, апатичен. Истерик с параноидальными отклонениями. От него можно ожидать чего угодно, в том числе рецидива амнезии. Лучше не подвергать его интенсивным допросам.
Кейтель, по мнению Гилберта, имел почти такой же коэффициент умственного развития, как Риббентроп. За внешней решительностью скрывается слабый характер. Наиболее серьёзные показания против Кейтеля мог дать Шпеер.
Йодль, по характеристике Гилберта, один из немногих, кто занимает собственную позицию в вопросах морали и военного дела. При правильных вопросах он может дать показания против Геринга, которого не любит за высокомерие и нажитое в военное время богатство. Из офицерской солидарности не даст показаний против Кейтеля.
Розенберг – философ-дилетант, слепой приверженец Гитлера. С ним нужно обращаться построже. Можно обвинить его в том, что он активно проповедовал идеологию, с помощью которой совершено множество злодеяний.
Ганс Франк, по мнению психиатра, страдает раздвоением личности, отдаёт себе отчёт в том, что виновен и будет казнён. Неясно, как он будет вести себя при допросе.
Вильгельм Фрик – крайне эгоистичный субъект, для которого мораль и нравственность не существуют. Поведение спрогнозировать трудно.
Шахт – человек честолюбивый и высокомерный. Кипит негодованием оттого, что оказался на скамье подсудимых вместе с приспешниками фюрера. Шахт сделал заявление о том, что готовил покушение на Гитлера и в конце войны сам оказался в нацистском концентрационном лагере.
Коэффициент умственного развития Дёница доктор определил чуть ниже, чем у Шахта. Он спокоен и уверен в себе, тюрьма его не сломила.
Редер болезненно чувствителен, раздражителен, склонен к фантазиям…
Адвокатские манёвры
Устав Международного военного трибунала предоставил все возможности для ведения соревновательного процесса и, в частности, для квалифицированной защиты подсудимых. Им полагались адвокаты из числа немецких юристов, причём обвиняемые сами могли выбрать себе защитников.
Адвокат
Понятно, что антифашистски настроенные правоведы нацистским главарям не требовались. Нужны были те, кто им сочувствовал и, конечно, хорошо знал юриспруденцию. Так или иначе, у большинства обвиняемых оказались весьма сильные защитники. Это были и звёзды германской адвокатуры, такие, как О. Штамер, защищавший Геринга, и его молодые, но весьма активные коллеги, например А. Зейдль, действовавший в пользу Гесса и Франка. Трибунал предоставлял адвокатам подсудимых все необходимые документы. Для них даже был создан информационный центр.
Доктор Зайдель
Все расходы на адвокатов – гонорары, оплата жилья, питания и транспорта – относились к бюджету Трибунала.
На процессе трудились 27 защитников, 54 их ассистента и 67 секретарей. Среди этого персонала были даже родственники подсудимых, например сын Папена и зять Риббентропа.
К чести судей и обвинителей надо отметить, что они не реагировали на политические события (охлаждение в отношениях между СССР и его западными союзниками по антигитлеровской коалиции). Определённые разногласия среди них, конечно, существовали, но в принципиальных вопросах члены Трибунала были едины и демонстрировали это единство до конца процесса.
Представители США и Великобритании предложили каждой стороне составить списки вопросов, не подлежащих обсуждению на процессе. Первыми в декабре 1945 г. представили свой меморандум британцы. Спустя несколько месяцев, в марте 1946 г., выдвинула соответствующий перечень советская сторона.
Защитники вовсе не пытались подыгрывать суду. За своих подзащитных они бились всерьёз, и у них для этого были немалые возможности.
Представители защиты, являясь мастерами словесных дуэлей, старательно выискивали пробелы в праве. Адвокаты нацистских главарей напирали на то, что в мире нет прецедентов уголовной ответственности руководителей государств за развязывание войн, нет законов, определяющих такие преступления. Чтобы развенчать эти утверждения, Р. А. Руденко, например, поднял историю международных соглашений, трактующих агрессивную войну как преступление. Такими соглашениями были Женевский протокол 1924 г., пакт Бриана – Келлога 1928 г. и другие документы.
Другим «козырем» адвокатов были слова о том, что обвиняемые действовали по приказу, а это якобы снимало ответственность с подсудимых. Мол, перед ними была дилемма: или выполнить установку свыше, или лишиться жизни в случае неповиновения.