Ньювейв

Внешний вид, как и во многие времена, был важным социальным кодом. Джинсы определенной модели и качества, все чувствовалось на расстоянии и считывалось по швам. Это был первый уровень. Вторым уровнем был винил, тот помогал определится с меломанскими и вообще культурными пристрастиями. На уровне упомянутых «Лед Зеппелин» и «Дип Перпл». Диск стоил несколько стипендий (так, чтоб не есть и не пить), это задавало определенный пассионарный уровень общения. Здоровый меломанский снобизм помогал лояльности и заинтересованности внутри этого круга. Уже в семидесятые хлынул поток иной, западной музыки. У меня был знакомый, сын капитана дальнего плаванья, и через него приплывало много интересного. Я играл в школьной группе и одновременно был редактором стенгазеты. Это освобождало от докучных уроков. Наш гитарист был сыном зауча, что благоприятно сказывалось на количестве и качестве инструментов, приобретенных школой для группы.

Наш репертуар – все, что тогда появлялось во вражеских эфирах и на виниле, шло в обработку. Pink Floyd, The Rolling Stones, Shocking Blue, Sweet, психоделика, глэм. Это было модно, идеи хиппи еще не ушли глубоко в народ. Позже хиппи из больших и малых городов СССР начнут стекаться в Ленинград и Москву, возникнет «система». Мой хороший приятель Шамиль, поэт и меломан – Шама был из академической семьи и являлся ярким представителем рафинированной идеи хиппи. Он жил рядом с Пушкинской площадью: готические окна, пурпурный бархатный балдахин, почти как кабинет Фауста. Там звучала музыка Doors, Steely Dan, там происходили тусовки: художник, основатель Новой Академи, Тимур Новиков, будущий барабанщик группы «КИНО» Густав – Григорий Гурьянов с роскошным хаером; девушки, словно с обложки тройного альбома «Вудсток»… А на другом конце Москвы обитал напоминающий Харрисона эпохи All Things Must Pass Валера Кисс и его жена Лена Щека. Загадочное место: только что ты был в городе, среди новостроек, – шаг в сторону, тропинка вглубь деревьев – и возникала белая церковь, колодец, пруд, живописные деревянные домики. Бабушки поставляли домашнее молоко, а гости заходили с новейшей музыкой, литературой. Берроуз, Кастанеда, Толкиен – в оригиналах или в первых переводах, на ксероксе. Но времена, как им и полагается, менялись: стили панк и нью вейв приходили на место хиппи.

Я десять лет играл в культовом нью йорском клубе CBGB. Хилли Кристал, его хозяин, патронировал «Оберманикену», и рассказывал разные интересные истории; в свое время в клубе работал Малкольм Макларен, будущий создатель Sex Pistols, а тогда роуд-менеджер New York Dolls. Именно в CBGB он почерпнул идеи для панка: идеи анти-Pink Floyd, вообще, анти любой рок-эстеблишмент. Началась новая волна.

Тогда же стала все ярче проявляться советская меломания; появились магнитофоны, возможность частой и простой репродукции музыки.

А вслед за волной меломании пошли и молодежные субкультуры. Как всякая мода, идеи, озвученные хиппи шестидесятых к семидесятым упростились, стали доступными массам советских тинейджеров. До этого практически только «золотая молодежь» имела возможность безнаказанно потреблять западную поп-культуру в СССР. А потом возникла «система», хиппи появились до самых до окраин. С массовостью пришла иерархия: олдовые, пионеры.

Существовал мем того времени, что в СССР секса нет. Но в андеграунде и богеме тема эротики в семидесятые никуда не исчезала: стиль «диско», дискотеки и заметная эротика, связанная с танцевальной культурой. В идеологических кулуарах КПСС решили, что раскрепощение в этом плане неизбежно – одной из джомолунгм советской эротики стали кадры из кинофильма «Москва слезам не верит». А хиппи обустроили лесные лагеря в Прибалтике, Подмосковье и Крыму, с расширяющими сознание веществами ручной работы и свободным сексом.

Мы играли и изучали современную музыку, слушая радио «Люксембург» и Севу Новгородцева на ВВС. Вскоре, в конце семидесятых, пришла эпоха диско и с дискотеками для широкого масс, а андеграунд качнулся в сторону нью-вейва. Расставание с еще недавно актуальной эстетикой хиппи происходило мгновенно. Если хайер надо было резать, то он резался без сожаления и в тот же миг. При этом все еще могли по старой памяти съездить автостопом в Тарту к знакомым студентам-лингвистам, на лекции Лотмана. Как-то Шамиль протянул мне яблоко и сказал: «Передай Густаву от меня, он в больнице, в Питере.» Георгий «хаернулся», то есть лишился длинных волос и стал тем ньювейверским Густавом, который стал известен широкой общественности в роли барабанщика группы «КИНО».