Год создания «Оберманекен» – 1980-й. Я как раз сочинил альбом песен, и мы его записали одним из ранних составов – Женя Титов на басу, а Олег Шавкунов (Шарр) играл на перкуссии. Мы собрали массу винтажных ламповах радиоприемников, которую наш знакомый спаял в единое целое, и получилась мощная стена мерцающей аппаратуры, к которой мы подключались и давали концерты в стиле Боуи времен Young Americans и Марка Болана. Это были готические по духу концерты в пустынных и сумрачных пространствах, в которые просачивалась богема Ленинграда. Мойка, Фонтанка, квартирники-выступления по Домам Культуры рассматривались как захват новых территорий. Квартирники были милее. Всё было не просто в плане музицирования, поэтому музыка была полностью очищена от излишков, более, чем прототипы западного ньювейва. Всё это настаивалось года два – и появилась новая волна, появились «новые дикие» с анархическими картинами Юфы и Котельникова. Мы делали фото-акции с Юфой, превращаясь в его персонажей городских зомби. То есть появилась музыка, мода, изобразительное искусство и кино. Тимур, Котельников, новый музыкальный инструмент, известный как «утюгон», а был еще и «пиздатрон»: балалайка с алюминиевым грифом метра в два и одной струной. Гребенщиков рисовал. Я тоже и рисовал, и моделировал одежду, и поэтизировал. Все делали все. Ренессанс. Мы насыщали атмосферу своей энергетикой. Тот же Тимур, универсальный человек, не только художник, но и гениальный куратор. Он собирал людей, определял направление и отслеживал эволюцию движения. Солнечной энергии человек, без которого многое не произошло бы. Впрочем, многое и закончилось с его уходом. Москва-Петербург, постоянные перемещения того времени, галерея «Асса» – «Детский сад». В Рок-клуб мы не пошли; Гена Зайцев намекнул, что это все курирует КГБ, и там все время шла какая-то структурная возня. «Оберманекен» хотел оставаться независимой группой, и я придумал идею «Театр-Театр»: художественная среда, существующая по театральным правилам. Там можно было развивать абсолютно разные творческие направления – от музыки до голографии. Мы жили напротив дома, где была квартира Тимура Новикова, рядом с Сайгоном, буквально в пятидесяти метрах по Литейному. Был у нас работающий камин, и там мы размышляли, как существовать перпендикулярно всему. Басист первого нашего состава, Женя Титов, ушел к Андрею Панову-Свину в главную российскую панк группу «Автоматические удовлетворитери», я же в 83-м году был готов к следующему витку и собрал новый состав. В «Оберманекене» появился Женя Калачев. Дворец молодежи, в отличии от Рок-клуба был невинен и девственней; местным комсомольцам понравилась идея нового театра, они спросили, а кто же все-таки будет режиссером? Это совпало с экспедицией в Москву, где мы познакомились с Борей Юханановым – он и стал режиссером. Нам под этот проект выдали особняк инженера Чаева на Каменном острове и Зеркальный зал во Дворце молодежи, даже выдали деньги, что последний раз до этого удавалось только «Лицедеям» Полунина за десять лет до того. От Полунина к середине восьмидесятых отпочковался Антон Адасинский. Мы постоянно пересекались, как-то раз зимой Антон встретился мне в автобусе и сообщил, что уходит от Полунина и предложил делать совместный проект. Он будет заниматься пластикой, а мы музыкой. Но мы остались верны «Театру-Театру». С нами у него наверняка получилось бы что-то иное. В итоге Антон создал «АВ. А., проект с соцарт-бурлеск-гимнастикой. (Сейчас, кстати, у Антона театр «Дерево»). Общение при этом продолжалось – и с Адасинским, и с Курехиным, который при случае одалживал у нас синтезатор, и с Гребенщиковым, и с Титовым – они частенько заходили в особняк инженера Чаева. Уже началась некая монетезация неформальной культуры, многие стали понимать блага этого периода и стали этим пользоваться. Ставки и бюджеты, которые нам выдавались, были очень достойные. Особенно безналичные деньги, которые выделялись и их куда-то учреждению необходимо было потратить, – выделялись безразмерно. Мы их тратили на аппаратуру, костюмы, декорации, свет, на естественные культурные материальные блага. До Перестройки культурная среда материально сильно обнищала – и вот теперь она стала стремительно насыщаться, через часть так называемой неформальной культуры. Без кистей нет художника, без синтезаторов нет ньювейва.