Ньювейв

А потом мода стала массовой, и, как обычно бывает, когда стиль опускается до детского возраста, мода умирает. Так и с брейком: уже в 89-м году на сцене стали появляться детские коллективы с нарядными умытыми детьми, танцующими брейк. Зато параллельно стала формироваться уличная среда, в частности, на Арбате периода 89–90 года. Где была, а возможно, и есть сейчас «аттракция». Когда Арбат стал модной средой, уличные танцоры стали неотъемлемой ее частью. Тоже не без своих особенностей. Видимо, где-то подсмотрев, советские брейкера при встречах вместо приветствия выполняли отдельные танцевальные движения, по которым можно было бы сразу определить, кто с кем столкнулся. Стритовых танцоров отличало то, что перемещались они по улицам с переносным двухкассетником и огромным куском оргалита, так как без него техничный танец не был возможен.

В этот же период прекратилась поддержка официоза. Многие ребята перестали танцевать по возрасту, кто-то ушел в армию. На какое-то время прервалась связь поколений в танце. При этом можно отметить, что рэп, как неотъемлемая часть культуры хип-хоп, на тот и более ранний период отсутствовал. Были попытки, но как-то из горла ничего не выходило.

М. Б. Понятно, почему. Уличная культура создает свой язык и фольклор, без которого невозможны те самые стишата, которые лежат в основе подросткового творчества. И не мудрено, что первые попытки рэпповать были сделаны на Арбате и чуть раньше в «Молоке».

М. М. Да. Скорей всего так. И, что любопытно, везде уличная культура развивается с улицы до массовой моды и становится неотъемлемой частью шоубизнеса, а у нас все как-то наоборот получилось: с концертных площадок – на улицу. За счет отдельных лиц, которые через танец вышли на улицу и сформировали отдельную субкультуру. Возможно в этом основное отличие нашей истории от зарубежной. Вся история субкультур и хип-хопа в частности, составной частью которой является танец брейк, является маскулинной, то есть придуманной мужчинами для мужчин. И все женские проявления неизменно несут элементы маскулинности – как в одежде, так и в поведении.

Игорь Захаров

Фото 9. Фестиваль «Брейкас», Рига, 1987

И. З. Родился я в 1966 году, в Москве, но о детстве и окружающей среде мне рассуждать сложно, поскольку родители постоянно были в разъездах по командировкам, а меня определили в интернат. Не в обычный, а «индийский» – такой интернат на Профсоюзной, готовящий перспективные кадры в Институт стран Азии и Африки, с которыми у СССР в те времена были теплые отношения. Но страна была закрытая, и из воспоминаний интернатских осталось немного: к примеру, запомнился большой ковер, на котором танцевали красивые индийские танцовщицы, когда к нам приезжали международные делегации. Мы учили индийский язык, а по вечерам были группы самоподготовки, объединяющие учеников со второй по десятый класс. На том, что происходило тогда вокруг за этой огороженной территорией, я совсем не фокусировался. По субботам первое, что мы с мамой делали, выходя из интерната – заходили в кафе, где ели эклеры. Этакий праздник каждые выходные. А в понедельник в семь утра – яичница и – обратно, в мир учебы.

Тогда на улицах было чище, было общество, которое верило в коммунизм, какая-то сплоченность. На улицах было гораздо меньше людей, не было валяющихся пьяных и бомжей, была какая-то ответственность, стабильность и установка на «светлое будущее». Но помимо этого открытого общества существовало общество отдельное, закрытое, в которое не попадали люди с улицы. Такой мир в мире. Да и Москва, сама по себе была отдельной общностью. Что интересно, но даже эта закрытая общность фильтровалась. Симпатий или антипатий к происходящему я не испытывал, потому как до институтского возраста все социальные процессы шли стороной. А в школьные годы я сидел в библиотеке и зачитывался фантастикой, перечитал всего Герберта Уэллса.

Но вот когда меня перевели из интерната в школу и мама подарила прибалтийскую гитару, то у меня произошел сдвиг сознания. Я пошел заниматься в местный клуб, учить классику. Появилось ощущение свободы, появились новые друзья, гости… Многих тогда, кстати, увлекала тема гитарной музыки и каратэ. В пионерских лагерях и дворах стали массово популярны «три блатных аккорда» и какие-то приколистские песни с переиначенными текстами шлягеров В. А. Какой-то пошлятины не было, и вообще как то все было «чисто» и интеллигентно. Секции же каратэ были полуподпольные и платные. Я ездил на Измайловскую заниматься, там в школе снимался спортзал. А позже появились и видеомагнитофоны…