Ньювейв

Смолина однажды спросили, профессионалы ли мы или любители? И он ответил, что мы любители на грани профессионализма. Профессионал – это тот, кто этим может заработать. Должен быть законченный вкусный номер, который показывался бы как шоу. А у нас были зарисовки и импровизации, делали то, что было по кайфу. Тот же номер «Водолазы», самый известный номер «Меркурия»: изначально была проходка на полусогнутых в очках, рубашках, галстуках или бабочках, и кто-то так про нас пошутил. Выплывали, ритмически повторяли друг друга и осыпались как штукатурка. Я уже не помню, как называлась вся музыка под выступления, но это была такая характерная странная вещь. Рваный такт и рваная структура, куда было удобно ставить разные фишки и куски композиций. Целая бобина экспериментальной электроники, которая и сейчас может показаться интересной. Музыка была важна. И пантомимный подход, который вписывался в музыку.

Для нижнего брейка больше подходил спортивный стиль в одежде, а у нас все было сдержано, с упором на технику. Смолин постоянно в поездах ходил к проводницам общаться – и вот даже в тамбуре, где было очень узко и тесно, он делал «твист оф леке», когда человек поднимается в воздух, разворачивается и опускается. Все это происходило перед проводницей и выносило ей мозг. Это было настолько технично и волшебно, что такие номера вывели нас в финал таллинского фестиваля. Мы и не предполагали, что так получится, придумали сценки из жизни роботов с баскетбольной площадкой, но первого места нам тогда не дали. Мы были отдельно от всех, не с кем было даже сравнивать.

Но самоутверждение произошло, и это не просто увлечение.

Потом были, Рига, Паланга. Садишься на поезд, и на следующий день ты на месте. И как-то получалось, что руководители были постарше всех остальных и как-то организовывали эти процессы, администрировали.

Нас стали приглашать выступать на разные праздники. Потом открылся пешеходный Арбат, мы ездили толпой народа, и таким образом занесли туда брейк. Его там сначала не было, а во второй раз, когда мы приехали туда танцевать, у какого то ветерана-старичка от впечатлений случился сердечный приступ. Увидел нас, роботов, вставился и ему стало плохо. И после этого брейкеров там стала гонять милиция, чтоб не собирали толп.

Мы еще приезжали, но не с целью потанцевать, просто встречи. Тусовались мы в другом месте. На тогдашней «Колхозной» в кафе «Колхида» – танцевали с чернокожими танцорами, уж не помню откуда. Место было недалеко от метро, они проводили дискотеки. По-моему они были из института имени Патриса Лумумбы. И там была кулуарная брейкерская тусовка. Тогда уже начались съемки «Курьера», а меня как раз забрали на военные сборы.

М. Б. На мой взгляд, это лучший из получившихся советских фильмов на молодежную тему.

И. З. Федя Дунаевский(, конечно, человек – образ, он не был танцором, хотя ездил с нами в Ригу. Он был приколистом по жизни. Всегда было неясно – играет он или на самом деле такой. Он был со своей темой, и это стало козырем фильма. Ну, и веяние моды, друзья-брейкеры у него были, темы затронуты актуальные, и это не могло не выстрелить. Хотя немой укор в конце фильма по поводу танцующей молодежи советский кинематограф все же втиснул. Снимались там и Ден Дубровин с Цацой, Смолин, и половина «Правды». Меня несколько раз спрашивали про этот фильм – участвовал ли я – а как раз меня-то там и не было.

Но были другие истории. Мы же снимались в менее известных фильмах «Чечетка за углом», «С роботами не шутят» и «Гремучая дюжина», где чечеточники соревновались с танцорами брейкдэнса. «С роботами не шутят» был с непосредственным участием «Меркурия». Три новеллы с отбивками между ними, где фрагментами танцевался брейк.

Причем, были какие-то фрагменты с танцующими головами, какой-то экспериментальный абсурд. Соловьев даже пригласил меня на главную роль в фильме «Асса»: сначала он собирался делать кино с брейк-дансом, но в последний момент резко развернулся в сторону ленинградского рока. Я помню, снимался на фоне кафельной стены на какой-то коробке, и танцевал сидя. Соловьев сам вышел на брейк тусовку, проделал работу; у меня потом сложилось впечатление, что образ худенького Бананана списан с меня. Хотя я тогда сильно комплексовал перед камерой и сниматься не очень – то и хотел.

Я хотел танцевать. Еще было такое место на проспекте Вернадского, кафе «Клен». Там по понедельникам шла программа «Весь этот брейк». Александр Пепеляев – это было его место. Он нас пригласил, и предоставил базу для репетиций.