Ньювейв

Параллельно развивалось местное рукоделие. Забавно: везде в тот период развития кооперации, продавалось нижнее белье – точнее, пижамы розового и голубого цвета.

М. Б. Угу, фирмы типа «Acix» и подобное, в которых разгуливали ничего не подозревающие советские граждане… Подобная история была и раньше, когда Маркес, съездивший на фестиваль молодежи и студентов в 1957 году, написал о Союзе, как о стране, где люди ходят по улице в пижамах. Имея в виду хрущевский «санаторный» стиль в одежде граждан.

И. П. Да, балахоны такие были, и наши местные умельцы перешивали из них кенгурушки. Получалась вполне приличная униформа, состоящая из штанов, которые назывались «пирамидами», «кенгурушек» и балахонов, всяческих кепок и бейсболок. Помню, когда я купил себе первую бейсболку где-то на юге, то чувствовал себя чуть ли не королем брейк дэнса. Правда, счастье было недолгим: дня через два ее с меня сняли, как раз на Ждани…

На фоне буро-коричневой одежды советского производства все это выглядело немыслимо ярким и привлекательным не только для активной модной молодежи, но и для гопников, ее обиравших. Обувь была всегда проблемой, поэтому сначала выручали кеды и фарца, поставлявшая «балансы» и «найки», обязательно белого цвета. Напульсники всяческие… Были такие широкие советские туристические напульсники с ремешком для часов и двумя маленькими компасами по бокам. Джинсы тогда многие вываривали в хлорке, причем какой то крупной клеткой, узлами и разводами, а мои знакомые их попросту красили. Ваня «Синий» и Ваня «Зеленый», получили свои позывные именно по этой причине. У первого был синий тренировочный костюм и кенгуруха, у второго зеленая кенгурушка и джинсы. Я сначала тоже загорелся новациями, но 501-е «ливаи», американисткий стиль и кислотные цвета зацементировали мои стилевые предпочтения.

Прототипами в одежде и поведении, конечно же, выступали персонажи из видео про американских хип-хоперов: это видео постепенно стало просачиваться в молодежную среду. Все это калькировалось и окружалось какой-то псевдоамериканской романтикой, которую переосмысливали на местах советские подростки.

Как бы искаженно мы ее не понимали, все были молоды, у всех горели глаза, хотелось новаций и самореализации – и все это давало свой особый результат. Причем хотелось многим, и сам собой складывался круг общения, коммуникация на Арбате и в «Молоке». Было еще одно место на Сходненской, где танцевали и справляли дни рождения брейкера моего круга общения, но я его просто не застал. Когда я начал активно посещать тусовки, уже проводились фестивали; я тогда еще не был готов, но поучаствовал в Фестивале 89-ого года в Паланге.

Тогда из Прибалтики началось новое несоветское веяние в виде аэробики, которая потихоньку стала вытеснять на перестроечных телеэкранах элементы брейка и детские спортивные передачи типа ГДР-овской «Делай с нами».

В бытовом смысле наша ситуация на местности отражала московские реалии 85-86-х годов. Тогда нас просто конвоировали милиционеры, а по бокам оцепления бродили толпы бычья. В Москве же уже сложилась упорядоченный круг общения, который танцевал и утюжил иностранцев, толпами бродивших по перестроечному Арбату. Конечно же, в первую очередь нас интересовала информация и атрибутика, но стали появляться деньги и та же валюта, которую тут же могли скупить барыги или отнять быки из перекрасившихся люберов или оперов-коррупционеров.

Все эти негативы только дополняли романтики; к тому же уличная жизнь в центре нашей родины бурлила. Ченьджи военторговских прибамбасов, ремней и прочей советской атрибутики, системы секретных нычек в арбатских двориках и не менее секретных проходных, спасавших от быков и спецов – все это только добавляло куража. Расцвет всего этого гульбища пришелся на 90-й год, когда гопников на короткий срок на улицах поубавилось, а в центре гуляла практически только модная дресскодированная молодежь. К 90-му году «любера» деградировали окончательно, как и «казанцы» и «набережные челны»; потом это все вовсе пропало, и на Арбате начали ставить столы с сувениркой, между которыми танцевали, утюжили, пели, менялись информацией…

Казалось, что это будет только развиваться по нарастающей. Возможно, тогда уже пришло полное понимание хип-хопа как уличной субкультуры, а не только танца; молодежь пыталась всю свою информацию насадить на русскую почву. Еще в 88-м году все знали, что есть не только брейк, но и рэп, та что попытки читать предпринимались неоднократно. Тимур Мамедов, помнится, на Арбате, на 1 апреля, когда люди танцевали на сцене и по каким-то причинам не работал магнитофон, на ходу сочинял и под отхлопывавшейся ритм читал такое… Типа: Итак, друзья! Как видите вы, мы брейкера из города Москвы. Я этим вас не буду удивлять, я начинаю рэп читать…