Ниже бездны, выше облаков

Сердце заколотилось. С огромным трудом мне удалось взять себя в руки и не поддаться панике. Знаю я, к чему такие провокационные вопросы приводят. Сегодня ты со всеми, а завтра все против тебя. Стоит ей только слово сказать. Волкова не первая жертва в нашем классе и наверняка не последняя. Никто этой травли не выдерживал. Кто-то раньше, кто-то позже, но все в итоге уходили от нас. И я бы не выдержала, знаю точно. Поэтому больше всего на свете не хочу, даже нет, не так – больше всего на свете боюсь (особенно когда она так смотрит) стать изгоем в своём классе. Вот и опять струсила и поспешила её разуверить:

– Да ты что! Ничего я не с ней! Я её тоже терпеть не могу.

Запевалова самодовольно ухмыльнулась и больше не привязывалась.

* * *

Родительское собрание было разгромным. Но это я узнала позже, от наших. А вечером, после собрания, мама пришла вся больная. Села на банкетку в прихожей, как будто сил у неё совсем не было, даже раздеваться не стала. «Я тебя совсем не знаю, оказывается», – вот и всё, что она мне сказала. Я же настроилась на долгий и тяжёлый разговор. Придумала оправдания. Напрасно. Мама даже не спросила ни о чём. Не воскликнула, как же я так могла поступить. Не стыдила. А лучше бы мы поговорили. Пусть бы даже мама отчитывала меня и укоряла, чем так, когда я даже не знала, о чём она думала.

Повезло ещё, что папа был в командировке. На собрание он, конечно, не пошёл бы, но наверняка стал бы у мамы допытываться, что да как. А потом бы горячился, ругался, причём больше на маму, чем на меня.

У него вечно она во всём виновата. Даже в тех моих проступках, о которых она ни сном ни духом. Например, именно так и было, когда я самовольно прекратила посещать музыкальную школу, – мне там совершенно не нравилось – а признаться родителям не решалась. Я уходила когда положено, и гуляла, пока шли занятия. Чуть позже они всё равно узнали правду – от преподавателя. Папа мне ни слова не сказал, зато маму изводил целую неделю. И на этот раз выдал бы примерно следующее: «Это всё твоё воспитание! Ты виновата! Я работаю, кормлю вас, одеваю, обеспечиваю всем. А ты не можешь справиться с собственной дочерью!»

Но и без папиного ворчания было совсем тягостно и уныло. Мама весь вечер молчала, сколько раз я к ней ни подступалась. Такой расстроенной я давно её не видела. А ведь она даже не знала о том, что после этого дурацкого сочинения мы стали травить Волкову ещё жёстче.

Спала я плохо. Мне казалось, что я несусь на бешеной скорости к краю обрыва и ничто меня не спасёт. Во сне я плакала, даже рыдала, и среди ночи ко мне пришла мама. Напоила тёплым молоком с мёдом, утешила. Так мы и помирились.

* * *

В семь утра позвонила Запевалова. Я ещё ни одеться, ни позавтракать не успела и очень удивилась, к чему такая срочность, – ведь меньше чем через час увидимся.

– Привет. Встречаемся у твоего подъезда. Выходи через десять минут.

– Но я ещё не готова.

– Давай, поторопись. Дело важное. Всё, пока. Жду.

Мама помогла мне надеть платье, а несъеденные бутерброды сунула в портфель. О вчерашнем собрании и двойке больше не вспоминали.

Когда я вышла, на скамейке у подъезда уже сидели Запевалова, Бородин и Лопырёв, а через двор семенила Лукьянчикова. Она полноватая и, когда торопится, выглядит забавно. Ещё и огромный помпон на шапке смешно подпрыгивал. Лопырёв хихикнул:

– У колобка на голове колобок…

Женька на него шикнула, и он сразу замолк. Но когда Ольга подбежала, сама состроила гримасу не лучше.

– Ну наконец все в сборе, – Запевалова метнула недовольный взгляд в сторону Ольги. – Задубеть можно, пока некоторые раскачаются.

– А что за важное дело? – не утерпел Бородин. – А то я даже позавтракать не успел.

– Я тоже. Но у меня бутеры есть, так что угощайтесь. – Я развернула фольгу – там оказалось четыре бутерброда с ветчиной.

Все замялись.

– Я не буду, – отказалась Запевалова. – Аппетита что-то нет. А вы ешьте, если хотите.

Мы расхватали бутерброды, но, пока их поглощали, она ни слова не проронила. Заговорила, только когда мы перестали жевать.

– Дело такое: я считаю, что от новенькой нужно избавиться.

– Ага, завалим её. Киллера искать будем или своими силами обойдёмся? – пошутил Лопырёв, но Запевалова взглядом велела ему заткнуться.

– Эдик, я, вообще-то, серьёзно. «Оно» не должно учиться в нашем классе.

– А что ещё она натворила? – ахнула Лукьянчикова.

– Припёрлась к нам, вот что. Из-за неё вот эта ситуация сейчас, – Женька неопределённо повела рукой.

– Так ты её не простила? – удивился Бородин.

– Я не поп, чтобы прощать, – Запевалова ни с того ни с сего вдруг разозлилась. – Нужно, чтобы она как можно скорее свалила. Пусть в другой класс переведётся, а ещё лучше – в другую школу. Ненавижу её!

– Я думаю, зря ты, Женька, напрягаешься. Если все будет идти в таком духе, как сейчас, она сама скоро от нас сбежит. Она уже как загнанный зверёк. А времени прошло всего ничего. Больше чем уверен, надолго её не хватит, – рассудил Бородин.