Ниже неба

Он неожиданно почувствовал, что его ноги одеревенели, и ему пришлось буквально заставить себя пройти несколько шагов до одной из камер, возле которой остановился Уимс.

Стражник сочно сплюнул на руку и начал вытирать пыль с закрытого окошка на двери, постепенно открывая цифры, выбитые на нем – восемь, четыре, один, четыре. «Так, вот он», – Уимс извлек связку ключей из кармана своей куртки и повертел их в руках, пытаясь найти тот, которым открывались камеры вдоль этого коридора.

Коннор почувствовал, как ком подкатывает к его горлу, и он, скорее всего, убежал бы, если бы все тело не было таким окаменевшим. На протяжении последних нескольких дней поиски отца были чем-то вроде забавы – вопроса, в ответе на который Коннор был заранее уверен. Он хотел просто убедиться в бесплодности своих усилий. И вот теперь он стоял перед дверью, за которой Грэхэм Магиннис провел, наверное, последние шестнадцать лет своей жизни.

Дверь со скрипом отворилась, и стражник растворился в темноте камеры. Коннор услышал, как он тихо проворчал что-то тому, кто сидел внутри. Через мгновение стражник снова появился и позволил Коннору войти: «Не задерживайся. У тебя не так много времени.»

С трудом оторвав свои ноги от пола, Коннор приблизился к двери и заглянул внутрь. Все освещение в камере исходило от маленького зарешеченного отверстия высоко в стене, которое, очевидно, вело к вентиляционной шахте, так как света оно пропускало очень мало. Несколько лучей, которые проходили через шахту, значительно ослаблялись густым слоем пыли, висевшей в воздухе и делавшей его похожим на туман.

– Он там, – Дункан Уимс указал Коннору пальцем в сторону дальней стены, – вон там.

Коннор посмотрел в ту сторону и подошел поближе. Когда, наконец, его глаза привыкли к темноте, он различил в густом тумане фигуру – исхудавшего мужчину с длинной седой бородой, сидящего на краю металлической кровати под зарешеченным окошком и одетого в однотонную, выцветшую миткалевую форму.

– От-тец? – тихо прошептал Коннор, как будто не желая беспокоить ушедшего в прострацию старика.

– Не слишком надейся на то, что он будет разговаривать, – вмешался Уимс. – В этом парне осталось не так много жизни. Если я не ошибаюсь, последние пять лет он не ходит на работу, по крайней мере, в большинстве случаев парней сажают в такие камеры именно за это.

Он стукнул ногой по железной кровати, схватил сидящего на ней старика за бороду и поднял его голову кверху:

– Восемьдесят четыре – четырнадцать, у тебя посетитель. – Сразу же после того, как стражник отпустил бороду, голова заключенного опять упала на грудь.

Оглянувшись назад, в сторону двери, Уимс спросил Коннора:

– Ну что, ты достаточно видел?

– Можно мне поговорить с ним... наедине?

Уимс нахмурился, посмотрел сначала на заключенного, затем на Коннора, после чего, прищурив один глаз, сказал:

– Охранник приказал мне отвести тебя сюда... чтобы ты смог посмотреть на отца. Ну, ты на него и посмотрел. Так что лучше приготовь-ка еще один шиллинг.

Коннор покопался в кармане камзола, извлек оттуда монету и протянул ее стражнику:

– Несколько минут, пожалуйста. Наедине.

Уимс глянул на монету и осклабился. Выхватив шиллинг из руки Коннора, он спрятал его и быстрым шагом направился к выходу из камеры:

– Имей в виду, если ты задержишься, можешь остаться здесь надолго.

Коннор согласно кивнул:

– Хорошо. Я освобожусь через десять минут.

Стражник потянул на себя массивную дверь, и она со скрипом закрылась. Затем послышался лязг закрывающегося замка и постепенно затихающий топот сапог Уимса.

Несколько минут Коннор стоял, глядя на пожилого мужчину, сидящего на кровати, все больше различая его черты по мере того, как глаза привыкали к тусклому свету.

– Отец? – попробовал он позвать еще раз, но старик даже не шелохнулся, продолжая невидящим взором смотреть в пол.

Приблизившись, Коннор опустился на колени перед кроватью так, чтобы оказаться в зоне видимости заключенного. Глаза старика моргнули, но больше он никак не отреагировал на присутствие Коннора.

– Отец, это ты? Ты Грэхэм Магиннис?

Голова старика немного поднялась вверх, и он посмотрел куда-то вдаль, как будто пытаясь что-то вспомнить. Затем неожиданно четко он прошептал:

– Магиннис.

Его скрюченные руки, покрытые язвами и болячками, задрожали, и он сложил их так, как будто собирался молиться.

– Так значит, это ты? Грэхэм Магиннис?

– Мистер Грэхэм Магиннис, – растягивая слова, произнес старик.

Коннор уже было собрался что-то ответить, но его отец поднял руку и начал говорить слабым, монотонным, однако твердым голосом:

– Суд приговаривает вас к тридцати годам каторжных работ, приговор должен быть приведен в исполнение в Ее Величества Милбанкской тюрьме. Пусть Господь проявит милосердие к вам, а не суд.

Он замолчал, но по-прежнему не смотрел на молодого человека, стоящего перед ним на коленях.

Глаза Коннора наполнились слезами, он схватил отца за руку и сжал ее в своей ладони:

– Отец, это я, твой сын... Коннор.

Это имя, казалось, не произвело на заключенного никакого впечатления.