Нижние Земли (СИ)

Старший криминалист Третьего децерната, принявший смерть, так сказать, на боевом посту, но не оставивший службу, был весьма недоволен своим посмертным существованием. Его раздражало практически все: нематериальность, невозможность сменить одежду или побриться (призрак был вынужден оставаться в том виде, в котором испустил дух, а на тот момент у Джейка было слишком много работы, чтобы следить за собой должным образом). А больше всего — то, что Джейк больше не мог курить. Он и запаха чужих сигарет-то не чувствовал, но все равно периодически появлялся в курилке и купался в клубах дыма, почти растворяясь в них и становясь еще более зыбким, чем обычно.

Такой странный выверт призрачьей психологии.

— Не хочется, — честно ответил Марк.

Джейк кивнул.

— Ладно, — неожиданно миролюбиво сказал он. — Скоро Элис должна выйти.

Про матч Джейк ничего не спросил — оно и понятно, все уже наверняка были в курсе.

Элис действительно вышла, но направилась не в их сторону, а к Густафу, который что-то горячо рассказывал окружившим его рядовым. Джейк разочарованно пошипел сквозь зубы, сплюнул в сторону — вместо слюны с его губ сорвалось крохотное облачко то ли дыма, то ли пара, мгновенно растаявшее — и удалился обратно в децернат, так же сквозь стену.

Марк выкинул истерзанную сигарету в урну и кивнул Густафу, который заметил его только сейчас и сразу же энергично замахал руками. Будто они не расстались полчаса назад в раздевалке. Светлые волосы Густафа почти сияли в редких лучах маардамского солнца, и весь он был такой по-хорошему взбудораженный своим первым матчем за децернат, такой полный энергии и восхищенный, что Марк невольно улыбнулся ему в ответ.

Мерзкое ощущение под ложечкой рассосалось, и в логово Марк заходил уже в гораздо более приподнятом настроении, чем раньше.

— Кто сделает своему любимому оберу кофе, получит плюс сто к карме и шанс на реинкарнацию в семье южноземельных богатеев, — радостно сказал он, распахивая дверь.

Ларса в логове не было — видимо, отправился к медику.

— А можно просто богатеев, а не южноземельных? — спросил Бернар, откладывая в сторону очередной броник и потягиваясь. — В Южных Землях, на мой вкус, жарковато.

— Можно просто богатеев, — великодушно разрешил Марк и растянулся на своем привычном месте. — Богатые эскимосы подойдут?

Бернар обернулся от двери, чтобы что-то ответить, и чуть не столкнулся с прихрамывающим Ларсом, который как раз в этот момент зашел. Оба отшатнулись друг от друга. Ларс, чуть подумав, посторонился, чтобы выпустить Бернара. Тот молча и не глядя на него, вышел.

Марк накрыл глаза руками и с силой надавил на глазницы.

Настроение, только-только начавшее возвращаться к норме, снова упало.

В логове, кажется, воздух сгустился, до того отчетливо чувствовалось напряжение между двумя, казалось бы, закадычными друзьями, не рассеявшееся даже с уходом Бернара.

— Долго вы друг на друга щетиниться собираетесь? — не отнимая рук от лица, спросил Марк в воздух.

Кто-то фыркнул — он не разобрал, Ларс или Агнешка, — но ответа не последовало.

— Не буду в патруль вдвоем ставить, — с угрозой сказал Марк.

— А у меня больничный недели на две, — голос Ларса звучал почти довольно. — Так что я в любом случае пока что штабная крыса.

— Надеюсь, за две недели вы одумаетесь, — пробурчал Марк.

Ларс хохотнул и снова ничего не ответил.

Оборотни болели редко. Бешеный метаболизм помогал справляться с простудой и вирусами даже после пробежек с голой задницей по нетипичному для Маардама снегу. Редко когда кто-то из отряда Леджервуда отправлялся на больничный, не то что на больничную койку. И тем более с такой обидной — футбольной — травмой. Две недели до полнейшего выздоровления — это, конечно, паникеры-медики переборщили.

Марк искренне считал, что идиотов, доставшихся ему в подчинение (речь, конечно, не шла о со всех сторон положительной Агнешке), в принципе легко не убьешь. К примеру, одним из любимейших развлечений неразлучников были татуировки. Изрядно набравшись (а оборотни пьянели чудо как легко и спустя столь же короткое время трезвели) какой-нибудь горючей дряни, они заваливались в ближайший тату-салон и демонстрировали мастерам одну и ту же фотографию своего обера, требуя «набить на груди любимое начальство». Мастера странно косились, но задание выполняли на ура. После этого в фейсбучный мессенджер Марку приходили две фотографии: с грудью Ларса и с грудью Бернара.

Если бы кому-то пришло в голову заглянуть в телефон Марка, то он не без удивления обнаружил бы там целую галерею портретов самого Марка, выполненных в разных татуировочных техниках на мужской груди. Что, наверное, говорило о нем как о существе весьма своеобразном.

Через пару дней от татуировок не оставалось и следа, кроме фотографий в памяти телефона, а еще через три-четыре недели все повторялось по новой.

Так какого, спрашивается, запеченного тарантула происходило сейчас?