Низина

В бассейне на крыше отеля она наблюдала за пожилой индийской супружеской четой, с ними был маленький мальчик. Супруги пытались научить мальчика не бояться воды, показывали ему, как плавают пластмассовые игрушечки, дедушка даже продемонстрировал внуку приемы плавания. Дедушка с бабушкой немного ссорились между собой на хинди, следует ли надеть ребенку панамку и вообще можно ли держать его на солнце.

Супруг имел на голове уже изрядную лысину, но был подвижен и энергичен. Его жена выглядела заметно моложе, волосы выкрашены хной, педикюр, симпатичные босоножки. За завтраком Гори видела, как они кормили внука с ложечки йогуртом и кашкой.

Они поинтересовались у Гори по-английски, откуда она родом, сказали, что приезжают в Америку каждое лето — здесь у них живут оба сына, и им здесь очень нравится. Один их сын живет в Сакраменто, другой — в Атланте.

Сами они постоянно берут с собой на отдых по очереди внуков, чтобы те не отвыкали от бабушки с дедушкой и чтобы родители малышей могли ненадолго вздохнуть свободно.

— А ради чего еще жить в наши-то годы? — сказал Гори дедушка с маленьким внуком на руках.

И все же они предпочитали жить в Индии и не переехали в Америку навсегда.

— А вы часто ездите на родину? — поинтересовалась у Гори жена.

— Нет, давно уже не была.

— А внуки у вас есть?

Гори покачала головой, но все-таки хотела подчеркнуть нечто общее с этой парой и прибавила: скоро и у нее будет внук.

— А сколько у вас детей?

— Один ребенок. Дочь.

Обычно она говорила людям, что у нее вообще нет детей. И люди отставали от нее с дальнейшими расспросами.

Но в тот день Гори не смогла заставить себя отказать Беле в существовании. А женщина не стала теребить ее расспросами, только со смехом заметила: дети в наше время привыкли жить своим умом.

Рука Гори потихоньку заживала. Она ходила на сеансы физиотерапии, где ей обертывали руку компрессами из теплого воска. Она уже могла держать зубную щетку, чистить зубы, могла подписать чек, повернуть дверную ручку. Потом снова оказалась за рулем машины, через какое-то время уже писала этой рукой и правила студенческие работы.

Этот учебный семестр был для нее последним — осенью ей предстояло выйти на пенсию.

Однажды она вынула из почтового ящика кипу листков и нашла среди счетов, каталогов и прочих бумаг его письмо. На конверте почерк Субхаша и его обратный адрес в Род-Айленде. А почтовая марка, надо понимать, была приклеена его слюной.

Письмо вообще-то было отправлено на адрес ее кафедры, но секретарша любезно переслала на ее домашний адрес.

Внутри конверта она нашла лист формата А4 с текстом, написанным по-бенгальски. Уже несколько десятилетий ей не приходилось читать рукописных бенгальских текстов — с Манашем она переписывалась по-английски, по электронной почте.

Гори,

Твой адрес я узнал в Интернете, но ты, пожалуйста, подтверди получение. Я, как видишь, нахожусь все там же и в добром здравии. Надеюсь, что и ты тоже. Но мне скоро стукнет семьдесят. Мы с тобой вступаем в ту пору жизни, когда все что угодно может случиться. Я не знаю, что ждет нас впереди, но хотел бы кое-что урегулировать, учитывая то обстоятельство, что официально мы остаемся связанными друг с другом. Если ты не возражаешь, я хотел бы продать дом в Толлиганге, на какую-то его часть ты имеешь законное право. Я также полагаю: настало время вычеркнуть тебя из владельцев дома в Род-Айленде. Его я конечно же оставлю Беле.

Она перестала читать, погрела онемевшую руку о поверхность стола и продолжила.

Субхаш писал, что не хочет тащить ее в Род-Айленд в спешном порядке, ради каких-то, пусть даже и экстренных обстоятельств.