Низина

Перед тем как отец открыл полицейским ворота, он успел сбежать вниз по лестнице. Успел незаметно слететь по ступенькам в новую, недавно выстроенную часть дома. В старой части дома, в их с Субхашем бывшей комнате узенькая дверь открывалась в сад.

В саду он перелез через стену, как делал это в детстве, сбегая из-под надзора матери. Из-за больной руки у него не получилось быстро, но все-таки получилось, когда он встал на канистру из-под бензина. В теплом воздухе пахло серой.

Он бежал сломя голову мимо прудов к низине. Добежал до самых густых зарослей водяного гиацинта — шагнул в них, еще и еще, пока вода не скрыла его.

Он сделал глубокий вдох, закрыл рот и погрузился под воду. Старался не двигаться, не шевелиться. Пальцами больной перевязанной руки он зажимал себе нос.

Прошло несколько секунд, и дышать стало невозможно — легкие буквально горели, воздух, набранный в легкие, распирал грудь. И это нормально — здесь не недостаток кислорода, а переизбыток углекислого газа в крови.

Если бы человеческий организм умел сохранять дыхание до определенной степени, то он научился бы выживать до шести минут. За счет печени и кишечника, из которых кровь приливала бы к сердцу и к мозгу. Это рассказал ему доктор, лечивший его руку.

Он нащупал свой пульс. Жаль, конечно, что он перед этим бежал. Если бы не бежал, то пульс сейчас был бы медленнее. Он начал считать. Отсчитал десять секунд. С трудом подавлял в себе потребность вынырнуть, заставил себя продержаться еще несколько секунд.

Под водой он не прислушивался к звукам. Ведь после того взрыва он немного оглох, часто не мог разобрать, что говорят люди, переспрашивал. Доктор сказал, что слух потом восстановится, шум и звон в ушах со временем пройдет. Просто надо немного подождать.

Но тишина под водой не была абсолютной. Какая-то вибрация все же проникала в голову. И эта тишина отличалась от глухоты, случившейся с ним после того взрыва. Вода, как он знал, лучше проводила звук, чем воздух.

На что она была похожа, эта подводная глухота? Если приедешь в чужую страну, то не будешь понимать тамошнего языка. Наверное, вот на это. Он никогда не был в других странах. Ни в Китае, ни на Кубе. Сейчас он вдруг вспомнил недавно прочитанные важные слова — последние слова Че, адресованные своим детям: «Помните, что самое главное — это революция, и каждый из нас в отдельности ничего не значит».

Но в его стране революции не суждено было произойти. Теперь он это понял. Теперь он знал это точно.

Но если он сам по себе ничего не значит, то почему же тогда он так отчаянно цепляется за жизнь? Почему тело не хочет подчиниться мозгу?

И тело в конце концов взяло верх над мозгом — он вынырнул. Ноздри щипало, словно огнем жгло, легкие жадно хватали воздух.

Двое в форме стояли, наведя на него дула винтовок. Один кричал в мегафон, Удаяну даже не пришлось напрягать слух.

Низину полицейские оцепили, его же окружили со всех сторон. Семью взяли в заложники. Голос в мегафоне прокричал: они начнут расстреливать его родных по одному, если он не сдастся. Эту угрозу слышал не он один, она прогремела на весь квартал.

Он поднялся в полный рост в мутной зеленоватой воде, доходившей ему до пояса. Он отплевывался, отхаркивался, заходясь в судорожных приступах кашля. Ему приказали выйти с поднятыми руками.

Его шатало и мутило, перед глазами все дергалось и ходило ходуном — и вода, и небо, и горизонт. Ему хотелось укрыться теплой шалью. Темно-бордовой шерстяной шалью, всегда висевшей у них в комнате на крючке, он накидывал ее на плечи, когда спозаранок вылезал на крышу покурить. Шаль эта хранила запах Гори.

Он надеялся, что Гори с матерью еще не вернулись из города, куда поехали за покупками. Но он увидел, когда вылез из воды, что они успели вернуться.

Все начиналось в колледже, в университетском городке, по соседству с кварталом, где жила Гори. Сначала крамольные разговоры — в лабораториях, в студенческой столовой. С разговоров о стране и обо всем дурном, что с ней происходило. О загнивающей экономике, о падении общего уровня жизни. О неурожаях риса, из-за этого десятки тысяч людей оказались под угрозой голодной смерти. О пародии на независимость — когда половина Индии до сих пор пребывала в цепях. Только теперь в эти цепи заковали себя сами индийцы.

Потом он познакомился кое с кем из членов студенческих марксистских кружков. Они говорили о примере Вьетнама. Он стал ходить с ними по всей Калькутте, прогуливал занятия. Они приходили на фабрики, заходили в трущобы.

В 1966 году они организовали студенческую забастовку в Президенси, выступили против начальства общежитий, требовали увольнения коменданта. Они очень рисковали — ведь за такие дела их самих могли выгнать из университета. Но благодаря их усилиям весь Калькуттский университет был закрыт в течение шестидесяти девяти дней.