Низина

Встретить его пришли только два человека — младший кузен его отца Бирен Каку с женой. Они стояли возле лотка с фруктами и даже не смогли выдавить улыбки, когда увидели его. Эта скупость приветствия была предсказуема, но он не мог понять, почему после его такого долгого пути, длиной в двое суток, после более чем двухлетнего отсутствия, родители не встретили его сами. Помнится, когда он уезжал, мать обещала — они будут встречать его как героя, повесят ему на шею цветочные гирлянды, когда он сойдет с поезда.

Именно здесь, на этом вокзале, Субхаш последний раз видел Удаяна. Тогда брат приехал отдельно от родителей и остальных родственников, явился, когда все уже были в сборе на перроне, Субхаш сидел в вагоне, уже попрощавшись со всеми. Тогда-то Удаян и показался в его окошке.

Он просунул тогда в окно руку, дотронулся до плеча Субхаша и сжал его, потом легонько похлопал его по щеке. И получилось так, что в последний момент они оказались в окружении этой огромной толпы.

Удаян тогда достал из своей учебной сумки какие-то незрелые зеленые апельсины и всучил их Субхашу, чтобы тот съел по дороге.

— Постарайся не забыть нас окончательно, — напутствовал его Удаян.

— Ты присмотришь за ними? — спросил Субхаш, кивнув на родителей. — Дашь мне знать, если что-нибудь случится?

— А что может случиться?

— Ну, тогда если тебе что-нибудь понадобится.

— Ты лучше все-таки возвращайся, вот и все.

Удаян был совсем близко, просунувшись в окошко, держал руку на плече Субхаша, и больше ничего не говорил, пока не раздался гудок. Мать заплакала. Даже у отца глаза увлажнились, когда поезд тронулся. А Удаян стоял среди них, улыбался с задранной высоко рукой и не сводил глаз с все удаляющегося Субхаша.

* * *

Когда они переехали Хоурский мост, было еще темновато. Базары на этой стороне только-только открывались. Тротуары вокруг торговцы заставили корзинами со свежими овощами. Они ехали через центр по Чорингхи к Дэлхауси. В городе, можно сказать, не было ничего и было все. К тому времени, когда они пересекли Принц Анвар-шах-Роуд и добрались до Толлиганга, день уже разгорался во всю силу.

Улицы выглядели все такими же, какими он их запомнил: кишащие велорикшами, бьющие по ушам пронзительными, словно кряканье вспугнутой гусиной стаи, звуками клаксонов. А уличные пробки здесь были уже совсем другие — как в пригороде, не как в центре. И здания здесь были ниже, и стояли они не так тесно друг к другу.

Потом проехали мимо трамвайного депо, мимо кондитерского базарчика, где торговали сладостями, выпечкой и даже горячим чаем в алюминиевых чайниках. Мимо киностудии, мимо «Толли-клаб», чьи ограды были исписаны призывами: «Превратим 1970-е в десятилетие освобождения!», «Винтовка несет свободу! Да здравствует грядущая свобода!».

На повороте у мечети долгое путешествие Субхаша чуть не подошло к концу раньше времени. Таксист с трудом вписался в поворот, чуть не врезавшись в стену дома. В нос ударил кисловатый септический запах родного квартала — запах детства, запах гниловатой воды и затхлость сточных канав.

Когда они поравнялись с прудами, Субхаш увидел родной дом. Вернее, впечатляющее и вместе с тем неуклюжее громоздкое сооружение, в которое тот превратился. Кое-где еще остались строительные леса, но работы уже закончились. За домом по-прежнему торчали пальмы, а вот мангового дерева, когда-то дававшего дому тень, больше не было.

По каменному мостику он перешел через канаву, отделявшую их дом от улицы. Через двустворчатую калитку вошел во двор. От его покрытых плесенью стен по-прежнему исходило ощущение приветственного радушия. Как и от водопроводного крана в углу двора, и от глиняных горшков с георгинами. И от бархатцев и базилика, которые мать использовала для молебнов. Виноградная лоза цвела — как всегда в это время года.

Во дворе они с Удаяном играли в детстве, рисовали тут и писали решения задачек по арифметике угольком или кусочком сухой глины. Здесь Удаян, помнится, не усидев дома, пробежал по доске и наступил в невысохший цемент.

Субхаш увидел сейчас эти следы и прошел мимо, окинул взглядом надстроенную верхотуру — длинные террасы, просторные коридоры, окружавшие дом с фасада и обнесенные кованой решеткой с узором в виде трилистника. Свеженькая изумрудно-зеленая краска еще пока блестела.

За одной из решеток на верхнем этаже он увидел родителей, попытался разглядеть выражения их лиц, но не смог. Где-то в глубине души ему вдруг почему-то захотелось догнать отъезжавшее такси и сказать водителю, чтобы тот увез его отсюда куда угодно.

Он нажал на кнопку зуммера, который когда-то установил Удаян. Зуммер еще работал.

Родители так и остались сидеть, даже не поднялись и не окликнули его по имени. Даже не спустились вниз, чтобы поздороваться с ним. Отец просто спустил ему через решетку на веревочке ключ. Субхаш отпер замок на двери. Наконец отец издал какой-то крякающий звук, словно прочищая горло после долгого молчания.

— Запри за собой калитку, — проинструктировал он Субхаша перед тем, как утянуть обратно ключ.