Низина

Это у него была такая игра — неожиданно спрятаться или исчезнуть. Иногда он сбегал в сад, взбирался на дерево и тихо сидел. Мать же отрывалась от своих дел и в страхе повсюду искала и звала его, но не получала от ребенка никакого отклика. А Субхаш наблюдал за матерью, пока та разыскивала Удаяна, и видел на лице ее страх, приходивший к ней вместе с мыслью, что она может не найти сына.

Когда братья подросли и им стали разрешать отлучаться со двора, то было строго-настрого наказано: не терять друг друга из виду. Они вместе бродили по извилистым улочкам квартала, отправлялись за пруды и через низину на большое поле, где собирались другие мальчишки со всей округи. Они ходили к мечети на углу — посидеть на ее прохладных мраморных ступенях, иногда послушать там трансляцию футбольного матча, доносившуюся из чьего-нибудь репродуктора; сторож мечети никогда не гонял их.

Наконец им разрешили покидать пределы квартала и пойти в город. Ходить так далеко, пока не устанут ноги, самостоятельно кататься на трамвае и автобусе. И все же угловая мечеть — это место духовного поклонения иноверцев — продолжала оставаться главным ориентиром в походах.

В какой-то момент Удаян предложил подойти к «Техностудии», где Сатьяджит Рай снял свой «Патер Панчали» и где проводили свои дни бенгальские кинозвезды. Знакомый парень, работавший на студии, иногда проводил их на съемочную площадку — в эту гущу переплетенных кабелей и проводов, залитую ослепительным светом софитов. После окрика, призывавшего к тишине, после звука хлопушки они наблюдали, как режиссер и вся киносъемочная команда снимали и переснимали одну и ту же сцену, добиваясь совершенства, подчас тратили целый рабочий день ради одного коротенького мига на пленке.

Им доводилось мельком увидеть красавиц актрис, когда те, прикрываясь солнечными очками, выходили из гримерок и садились в автомобили. Удаян иногда просил у актеров автограф. Он не знал стеснения и скованности — как некоторые животные, видящие мир в черно-белых цветах, не знают других. Но Субхаш всячески старался минимизировать свое видимое присутствие так же, как многие животные стремятся слиться с древесной корой или травой.

Братья были очень разные, и тем не менее их постоянно путали — когда кого-нибудь из них окликали по имени, приходилось отзываться обоим. И голоса были почти одинаковыми. Сидя за шахматной доской, они напоминали зеркальные отражения — одна нога согнута, другая вытянута наружу, кулачок подпирает подбородок, локоть уперт в колено.

Они и телосложением были схожи до того, что имели общую одежду. У обоих цвет лица имел легкий медный оттенок, доставшийся им от родителей. И пальцы их, и четкие рубленые черты, и волнистые волосы были почти идентичны.

Субхаш все гадал, не расценивают ли родители его спокойный характер как отсутствие смышлености и изобретательности или даже слабохарактерности. Родителям не приходилось из-за него переживать, но от этого он не стал у них любимчиком. Поскольку он не способен был ни удивить чем-либо, ни впечатлить родителей, его задачей было просто слушаться. А удивлял и впечатлял родителей Удаян.

Даже во дворике отчего дома навсегда увековечилась озорная натура Удаяна-сорванца. Цепочка его следов, отпечатавшихся, когда наконец принялись мостить грязный двор. В тот день сыновьям велели не выходить из дома до тех пор, пока не застынет раствор.

Все утро мальчишки наблюдали, как рабочий месил в тачке цементный раствор и потом ровненько размазывал и разглаживал его мастерком. «Двадцать четыре часа не ходить здесь!» — предупредил их рабочий перед уходом.

Субхаш послушно смотрел в окно и не выходил из дома. Но Удаян, стоило только матери отвернуться, сразу же пробежал по длиннющей доске, которую временно перекинули от порога до улицы.

Где-то на середине доски он потерял равновесие, и на не застывшем еще цементе осталась цепочка следов его босых стоп.

На следующий день снова пришел рабочий. К тому времени раствор уже застыл вместе с отпечатками Удаяновых ног. Единственное, что можно было сделать для устранения изъяна, — это положить новый слой раствора. Субхаш гадал, накажут ли брата на этот раз.

Но отец решил оставить все как есть. Не ради сбережения сил или средств, а потому, что не хотел замазывать следы младшего сына.

Так этот изъян превратился в достопримечательность дома. Достопримечательность, на которую сразу обращали внимание гости, которая стала их первым семейным анекдотом.

Субхаш мог пойти в школу на год раньше, но ради удобства (еще посчитались с Удаяном, не пожелавшим, чтобы брат ходил в школу без него) их отдали в один класс. В бенгальскую среднюю школу для мальчиков из простых семей, находившуюся за трамвайным депо и за христианским кладбищем.

В одинаковых тетрадках они записывали новые для себя знания об истории Индии, об основании Калькутты, чертили карты, знакомились с географией остального мира.