Телу неплохо функционировалось без движения и кислорода - определенно, в существовании трупа есть свои плюсы, думал он, сосредоточившись на наблюдении за “объектами”. Пришлось подползти поближе к их жилью, чтобы лучше видеть и слышать. Постепенно осваиваясь с новыми способностями, он научился смотреть глазами тех, за кем следил, и слышать их ушами - в своем роде даже логичный побочный эффект, учитывая, что сигналы от всех органов чувств перерабатываются мозгом… Но, честное слово, иногда ему очень хотелось признать себя шизофреником. Потому что такого феерического бреда он раньше и представить себе не мог.
Их было шестеро. Трое мужчин, три женщины. По виду им можно было дать от пятнадцати до двадцати пяти… в своем мире он автоматически прибавил бы девять-десять лет, чтобы получить их настоящий возраст; здесь же приходилось удовлетвориться внешними данными.
Они… жили среди людей, во всяком случае, старались… Да, судя по картинкам в головах объектов слежки, в этом мире были люди; они жили своей обычной жизнью, той жизнью, которую он помнил до эпидемии две тысячи девятого года, и даже не подозревали о том, что у них под боком расположилась семейка кровопийц. Точнее, так думали сами кровопийцы. Потому что… черт возьми, да на них даже в Голд-Косте* обратили бы внимание - огромном городе, где желтыми глазами и бледной кожей обладает каждый первый! Что уж говорить о нормальных людях с нормальным зрением, если эта шестерка отличалась не то что болезненной, а прямо-таки гипсовой белизной кожи и аномально яркими глазами. И о такой прекрасной вещи, как грим… или хотя бы декоративная косметика, чуваки явно не слышали.
Кстати сказать, именно глаза, а не уши или зубы, служили местным вампирам - они сами предпочитали именовать себя так, ну что ж, пусть будут вампиры - индикатором насыщения: от голода они темнели до черных. Что происходило дальше, посмотреть не дали: кровопийцы благоразумно не доводили себя до деградации; за три дня, что он провел под землей, все члены семейства успели поохотиться; он, со своей стороны, воспользовался этим временем, чтобы поесть - и оценил возможности обострившегося нюха. Кроты и барсуки на вкус оказались неплохи, во всяком случае, лучше крыс… правда, предсказуемо почти не насыщали, но это было лучше, чем совсем ничего. А возможность голодного безумия исключать он не спешил: если тело все-таки меняется, пусть и начиная с радужки, то не факт, что оно при длительном голодании не дойдет до стадии уродливого безмозглого мутанта… и он совершенно не горел желанием проверять, как эта стадия выглядит у местной нежити. Не на себе, во всяком случае.
А местная нежить тем временем существовала так же, как существовали привычные ему Homo culicidae*. С некоторыми физиологическими отклонениями, правда; так, смерть не обрекла их на вечный целибат, позволив в полной мере получать удовольствие от секса (сама возможность эрекции и оргазма у существ, по определению лишенных кровообращения, показалась ему столь абсурдной, что огромных трудов стоило не заржать в голос).
И, в общем, это было еще терпимо…
…все было бы терпимо, живи эта семейка Аддамс где-нибудь среди себе подобных, или хоть подальше от людей. Но нет. Четыре вампира, насколько он понял, посещали школу - обычную, человеческую! И это при том, что как минимум у одного из них постоянно возникали совершенно недвусмысленные фантазии о вкусной прямоходящей пище! “Господи, ну кем надо быть, чтобы до такого додуматься, а? А если у кого-нибудь кровь носом пойдет - что тогда?” Еще один, похоже, трудился хирургом в больнице, но у него хоть мозги не съезжали. Вроде бы. “Единственный нормальный в этом сумасшедшем доме…” Его подруга тоже держалась вполне достойно, лишний раз из дома не высовывалась и на людях не показывалась. Остальные трое… несколько раздражали, но не более того.
Ближе к концу третьего дня в мыслях обитателей дома замелькал еще один упырь: семья о нем беспокоилась. На вид - лет семнадцать-восемнадцать, очень высок, лохмат, на лице если что и пробивалось, то было сбрито еще при жизни. Лицо профессионального игрока в покер - самое большее, хмурится иногда. Руки подозрительно похожи на его нынешние. Домашние называли упыря Эдвардом.
“Вот так раз. Ну что ж, логично предположить, что Эдвард - это все-таки я… забавно, черт возьми. С одной стороны, я знаю теперь, кто я, и это хорошо; также я знаю, что не чужой в этой местности и за вторжение на чужую территорию меня не убьют сразу - что тоже неплохо. Но с другой стороны, они волнуются за него… могут начать искать. А найдут меня. И я не смогу их обмануть, потому что в глаза этого Эдварда не видел, и знаю о нем только то, что он читает мысли и вечно держит морду кирпичом. Вот если бы удалось пробраться в дом и что-нибудь разнюхать…”
Такая возможность представилась в будний день, когда подруга дока, единственная, кто не работал и не учился, отлучилась за покупками. “У меня есть пара часов или чуть больше… ну, благословясь”.