Низость

Я следую за ним в гостиную, мой взгляд прикован к его широкой атлетической спине. У него просторная, светлая квартира, стремящаяся к минималистской сдержанности.

— Что изменилось? — спрашиваю я, опускаясь на диван, — Выглядит совершенно по-другому.

Он пожимает плечами, секунду окидывает меня взглядом. Швыряет полотенце на пол, затем исчезает в кухне. Возвращается с бутылкой шампанского и двумя стаканами.

— Здесь тебе предложат «Кэрол Смайли».

Наливает стакан и протягивает. «Кристал». Ребятам он этого не поставит. Пузырьки выскакивают мне на пальцы, на которых до сих пор сохранились чернильные пятна от дневной писанины. Я прячу их от его глаз.

— Хотелось бы. Кстати, очень и очень красивая телка, еще какая, ё. Красивая.

Кга-си-ваи, вот как он произносит. Он устраивается обратно на диване, скрещивает ноги претенциозно-небрежно и теперь пялится на меня с бешеной настойчивостью.

— Что изменилось в тебе, между прочим?

Чувствую, как у меня сжимается в горле. Син — мудак, но он симпатичный на морду ублюдок — и еще он пугает меня, что пиздец. Мне хочется, чтоб Джеми и компания позвонили в домофон прямо сейчас! Я делаю унизительные потуги найти подводку для глаз, губную помаду, косметику и попробовать разрядить обстановку.

— «Кэрол Смайли», а? В общем, я так полагаю, с меня довольно. Там подтянуть, там поправить, и на нее снова можно подрочить. Разве стала бы ей отсасывать, а? Не в ее возрасте.

Теперь Син начинает несколько напрягаться. Мне это видно — он делает над собой изрядное усилие, чтобы сохранять безразличный вид.

— Ты про что, маленький? Девка выглядит на все сто, еще как! Возраст здесь ни при чем.

— Конечно, конечно — только когда женщина разменивает сороковник, у нее вкус как бы другой в одном месте, ты не думаешь? Видимо, что-то связано с гормонами, смена образа жизни и все дела. Ты знаешь, консультанты по вопросам брака придают большое значение психологии взаимоотношений, когда разбирают проблему супружеской неверности, но я считаю, что вот это вот — главный причинный фактор в этом деле.

— Идите на хуй, девушка!

— Куннилингус. Он способен разрушить самые прочные браки.

— Ну-ка, прогони еще раз!

— Задумайся. Развод происходит у большинства пар в возрасте тридцати пяти и пятидесяти, да?

— И?

— Короче, мужик находит себе молоденькую невесту. Молоденькая невеста счастлива. Молодая невеста разменивает сороковник. Пизда начинает портиться. Муж объявляет кунни-забастовку. Секс сводится к базовому и функциональному сношению. Жена чувствует себя непривлекательной и несексуальной, отказывает мужу в сношении. Муж страдает фрустрацией. Муж заводит роман.

— Ни хуя ж, Милли, ё! Ты ж не совсем больная, ты-то!

— Так все мне говорят.

Он пригубил шампанского, берет кожаную подушку и садится напротив меня. Я решаю, что немного ему польстила.

— Ну и? И к чем это все? Или тебе это все впарил какой-то ботаник?

В уголке его рта складывается улыбка и широко распахивает его.

— Здесь ничего нового нет, девушка. Просто поменял освещение и передвинул мебель, вот и все.

— Ну, этого точно тут не стояло, когда я в последний раз у тебя была.

Я киваю на уродливую эбеновую скульптуру бесполого ребенка.

— А, этот малый. Один мой кореш из Лондона подарил. Что скажешь?

— Отвратительная. Дешевая. Вульгарная.

— Вы бы с ним нашли общий язык. Я показываю язык.

— С чего, кстати, ты стал хороводиться со скульпторами, Син Флинн?

— Просто кореш и все, нельзя? Познакомился с ним в этом самом «Хоуме». Хороший парень, еще какой.

— Производит впечатление.

— Пьеро и все дела, занимается скульптурой…

— Пьеро?

— Он нам сказал, здесь есть скрытые смыслы и все, чего хочешь.

— Правда? — говорю я, изо всех сил стараясь не лыбиться.

— Ну да — типа он опустил детали, так, чтобы мы сами их домысливали.

Он демонстративно откидывается назад, ожидая, что я полезу в бутылку.

— Прости — о чем именно?

— Сама знаешь, — краснеет он. — Он не стал делать детали, чтобы как бы ты вложил собственное значение в эту штуку и все такое, в зависимости от того, что мы чувствуем. Типа, иногда я зову его Джимми, а иногда я зову его Шелли.

— Здорово, — говорю я, выпучив насмешливые глаза. — Это так остроумно! Очень по-постмодернистски.

Он польщен. Глупо думать, что жлоб Син повелся на пиздеж какого-то скульптора, но пути Господни неисповедимы.

— Правда, что ли?

— Я имею в виду, не только потому, что она дает зрителю обостренное чувство автономии, но потому, что сам артефакт выходит за пределы тендера, как такового. Он сопротивляется категоризации, пренебрегает модернистским способом мышления, ты не находишь?

— А, ну да. Права. Непохожее и прочее.

Он подозрительно разглядывает своего андрогинного друга. Несколько секунд мы сидим в тишине, потом я избавляю его от тяжкой обязанности сменить тему. Пьеро, сказанул!

— Как бизнес?

— Все в шоколаде, — говорит он, возвращая свою обычную самоуверенность. — Дней еле-еле хватает, если хочешь знать. Насчет нового суши-бара и прочее — заебся, дальше некуда. Я тебе не говорил, я открыл еще один салон на Смитдаун?

— Бордель для Энн Мэри?