Низший-3

– Про меня она может и не спросить. Но ты ведь и сам с мозгами – и вполне можешь потратить минуту времени и пару десятков восторженных слов касающихся моей скромной персоны – обворожительно улыбнулась старая потаскуха с дырой в голове.

– Мол нимфа Копула сделала все возможное, чтобы этот успех состоялся? Не пожалела никаких сил и средств, обеспечила, накормила, снабдила важными советами?

– Ты умный мальчик…

– Я сделаю это – коротко произнес я и вернулся к поеданию рыбы.

Желудок почти полон. Я давно уже сыт – физически. Но мозг и вкусовые рецепторы еще голодны. Они требуют – больше рыбы! Больше рыбы, сука! Сначала огромный кусок – разжуй наспех и глотай! Следом пару крохотных волоконец и вот их разжуй хорошенько, потом разотри языком в жирную кашицу и только затем проглоти… добавь микроглоточек янтарной благодати… наслаждайся… наслаждайся, гоблин…

– Упомянешь мое имя? – недоверчиво уточнила нимфа.

– Именно. Даже не упомяну – напрямую скажу, что ты идейный вдохновитель снабдившийся нас всей возможной информацией, снарядившей нас, накормившей и укрывшей. Представлю тебя в наилучшем свете.

– И при этом не хочешь от меня ничего кроме рыбы и выпивки?

– Да.

– Почему?

– По пути сюда я видел необычные игстрелы. Крохотные, но наверняка с неплохой убойностью.

– Пиги – кивнула Копула – Пятизарядные, одного нажатия хватит, чтобы опустошить картридж, который выскочит и отлетит сам. Крутое оружие.

– Пиги, значит?

– Да. Или свинка. Они будто хрюкают при выстреле.

– Снарядишь такими?

– Только для боевых полуросликов плюс два. Такое подарит только мамуля. Но не я.

– С потолка как-то пристрелили одного беглеца. Достали с очень большого расстояния. Тело пробило навылет.

– Только для боевых полуросликов плюс четыре.

– Такое подарит только мамуля – с понимающей усмешкой кивнул я – Как называется чудо дальнобойное?

– Официально – игдальстрел. Про сленг не знаю. Коротыши – игстрел 5 м. На сленге – пиги или же свинка. Я не могу тебе с этим помочь.

– Вот поэтому мне и не нужна твоя помощь – развел я руками – Все прочее я смогу достать сам. Много ли солов надо, чтобы снарядить четверых боевых полуросликов?

– Немало.

– Я достану эти деньги за пару суток. Сам.

– А у меня не возьмешь ни единого сола?

– Не возьму.

– Так почему, черт тебя дери, долбаный гоблин?!

– Потому что ты старушка с принципами – улыбнулся я – И не любишь быть в долгу. Я не позволю тебе чувствовать себя со мной квитами, Копула. Этот фокус у тебя не прокатит – бросишь мне пару тысяч на снаряжение, мы грохнем Понта, а ты добавишь еще тысчонку и решишь, что мы в полном расчете. Нет. Этого не случится. Я убью Понта. Выставлю тебя в самом положительном свете перед системой, при этом позабочусь, чтобы мой доклад не услышал никто – вдруг кто ополчится на старуху с дырой в голове.

– И я окажусь у тебя в большом долгу?

– Да.

– И как мне его тебе отдавать, гоблин? Смотрю на тебя и вижу кусок чёрствого закаменелого хлеба – такой и сожрать-то не получится. Не разжуешь, не проглотишь. А если и проглотишь… запор обеспечен.

– Как-нибудь да отдашь – беззаботно пожал я плечами – Можем у тебя отоспаться?

– Твоя комната – третья фиолетовая. Мой дом – твой дом, гоблин. На сегодня беседу завершим?

– Я перебрал чуток – признался я, проводя ладонью по лицу – Выпью еще чуток – и на боковую. Рыбу переваривать.

– У нас будет время для бесед.

– Конечно… – кивнул я – О… вспомнил… те ужасные и прекрасные картины. Кто их рисовал?

– Соренцо – без промедления ответила нимфа, на ее лице мелькнуло хорошо знакомое мне чувство.

С таким выражением вспоминают старого друга, с которым уже нельзя увидеться.

– Он мертв?

– И похоронен. Вне чрева ее. А что?

– Он был талантлив.

– Художники видят мир иначе.

– Ты сказала – похоронен вне чрева ее? Это как?

– Слышал о слепых зонах?

– Вне зоны наблюдения системы?

– Верно. Мамуля там слепа и глуха. Есть одно такое место и в центре Дренажтауна. Огромное овальное помещение метров. Заброшенное.

– И там? – начал я уже догадываться.

– Кладбище – просто ответила Копула – Настоящее кладбище. Само собой для очень и очень богатых.

– А в чем похоронены? Сталью залиты? Клеем?

– Землей. Видел на улицах фигуры у сточных решеток?

Подстегнутое и одновременно замедленное наркотиком и алкоголем сознание с ленивой неторопливостью показало яркую картинку – сидящие у решеток фигуры в подсвеченных огоньками дождевиках. Они неторопливо окунают в темную жижу пальцы, собирают какие-то комочки…

– Вот оно что…

– Их называют хтониками и все они дети Харона, владыки кладбища Шартрез. Он и его дети оберегают Шартрез, пополняют его землей, совершают танцевальные ритуалы памяти у могил, ведут и хранят списки с именами и номерами погребенных.

– Прямо неожиданно – признался я.

– Мамуля всем хороша… кроме расчленения померших детишек своих – тихо улыбнулась Нимфа – Мы с Эллом уже немолоды. И хотелось бы лежать и гнить себе спокойно. Вместе с комплектом рук и ног.

– А причем здесь список номеров? Имена еще ладно…

– У тебя номер одиннадцатый.

– Верно.

– Веришь, что до тебя никого не было с этим номером?