Низший 9

Еще пару голов орк намеренно пустил по дороге так, чтобы они подкатились поближе к мужикам. Почти уткнувшись в сапог старшего, голова дядюшки Якоба, дохлого элдера, задрала мертвое лицо к облакам и радостно оскалилась, сжимая в зубах собственный член. Идея украсить подарки пришла в мой светлый разум, а выполнять ее пришлось Стейку и Котлете, для чего они ненадолго вернулись на место бойни.

– А-а-а-а… – прохрипел аммнушит.

Сделав шаг назад, он запнулся, хлопнулся на жопу и пополз, скребя сапогами по дороге и не отрывая взгляда от отрезанных голов.

– Вот они – насильники! – прогремел я, спрыгивая с седла и выдергивая из-под ремней дробовик – Так что преступления в вашем раю случаются… и ведь одежда на них была – как у вас! И вот что поразительно – когда мы, возмутившись подобным гадством, пихали сосну в жопу вот этого – я указал на голову Якоба – он, хрипя, булькая и отвратно брызгая изо всех дыр, почему вдруг возомнил себя элдером поселения Гавань… представляете наглость? Он – ублюдок и насильник – достопочтимый старейшина! Прямо порочил вас! Грязью и жопной слизью обмазывал! Само собой мы возмутились и махом пихнули сосну еще глубже… чтобы ароматом хвои перебить запах дерьма!

– А-а-а…

Блевали уже многие. Кто-то убегал. Некоторые, кто покрепче духом, поспешно уводили прочь детей. Хлопали двери и ворота. Где-то заголосили. Праздничное украшенное поле стремительно пустело.

– Я… я… – слепо мотая головой, аммнушит все куда-то полз, стирая жопу о отлично выложенную дорогу, бегущую меж зеленых лугов и полей.

Я добро успокаивающе улыбнулся:

– Не знаешь ли ты кем были эти ублюдки? Не из вашего ли они поселения?

Ответом был молчание. Даже те, кто блевал, вдруг резко сумели преодолеть слабость гоблинских организмов и замерли в согбенных позах или на коленях, погрузившись в глубочайшую задумчивость и глядя на мертвые лица.

– Ну? – надавил я, наклоняясь к старшему из ушлепков – Гоблин! Ты узнал их лица? Может вытащить члены из их ртов?

– Я…

– Да-да?

– Я не… мы не…

– Мы их не знаем! – решительно брякнул согбенный дедуля с толстой тростью в руке и злым подлым огоньком в глазах – Мы не знаем!

– Открестились – звонко рассмеялась Джоранн и, вскинув дробовик, прострелила в дедушкиной груди дыру – Лживый старпер!

Крики и вопли поднялись до небес. Я, раскачиваясь с пяток на носки, чуть подождал и махнул рукой, продолжая с интересом разглядывать попадавших на колени аммнушитов, кричащих вдалеке баб, вопящих детишек. Детишки… они так переживают… многие из них – кто постарше – поглядывают на нас отнюдь не со смирением и в руках сжимают не фрукты для даров, а дубины и топоры. И ведь они – эти двенадцатилетки – не знают, что однажды придет время, когда они смогут выбрать свою судьбу. И если они выберут свободу – за ними в лес явятся такие вот смиренные сука старики и мужики, что изнасилуют их, расчленят, разбросают по окрестным лесам, а затем начнут повторять сказки про злых волков, что пожирают строптивцев…

В ответ на взмах моей руки из-за поворота тропы и прикрывающих ее изгиб деревьев выкатилась повозка. В ней сидели выжившие подростки-аммнушиты. Вернее, они стояли во весь рост, глядя на поселение с нескрываемой злобой.

– Вы послали нас на смерть! – яростно донеслось с приближающейся повозки – Вы послали нас на смерть!

Сколько трагизма… неужели, и я в свои пятнадцать-шестнадцать жил настолько эмоциональной жизнью и считал, что кому-то есть до меня дело в этом сраном злобном мире? Вряд ли…

– Вы тупые – вздохнул я, нагибаясь и хватая оставленного за старшего в поселении за шиворот, легко подтягивая к себе – Вы невероятно тупые. Я же сказал – мы увидели, как они трахают и убивают. Ты должен был спросить, дебил – а вы спасли кого-нибудь? Понимаешь?

В его глазах я не увидел понимания. Поэтому, тяжко вздохнув, боднул его шлемом в переносицу, отбросил обеспамятевшее дерьмо в сторону и повернулся к одному из здешних, что привлек мое внимание своей молчаливостью и задумчивостью. Он тоже был испуган. Очень испуган. Но при этом в его глазах одна за другой мелькали эмоции. Он напряженно думал, пытаясь найти выход из этой дерьмовой ситуации. Причем думал он не только за себя – иначе бы давно тихонько убежал. Он пытался понять, как ему сделать так, чтобы разъяренные чужаки не разнесли все поселение.

Я поманил его пальцем. Он, шатнувшись вперед, заставил непослушные ноги сделать пару шагов. Демонстративно вытянул руки по швам. Замер. Лицо серьезное, нет тупой улыбки, нет слез, нет следов блевоты вокруг рта.

– Я говорю – ты делаешь – предложил я.

Он кивнул.

– Вы тут сука натворили гребаных дел. Устроители охоты на юных гоблинов…

– Я всегда был против – он впервые нарушил тишину – Пусть бы уходили в большой мир. Но не я решал…

– Так убил бы нахер всех ублюдков и установил добрую карательную диктатуру…

– Я не такой… сильный и решительный…

– Ну да. Слушай сюда, слабый и нерешительный. У вас у всех есть пять часов. Когда я говорю про вас всех – это про весь народ аммнушитов. Ты понял?

– Да.