Низший пилотаж

Не отпуская найденное место, Навотно Стоечко берет баян, снаряженный самой тонкой стрункой. Дыхание Навотно Стоечко становится тяжелым, он всаживает струну и в баян тут же идет контроль.

— Бля! Поймал!.. — Яростно шепчет он на всю комнату и давит на поршень…

— БЛЯ!!! — Орет Навотно Стоечко в следующую секунду, и вырывает иглу.

— Как больно-а-а!!! — Вопит он во всю глотку, размахивая машиной. На месте вмазки растет кровяная капля. Навотно Стоечко слизывает ее и прижимает дырку пальцем.

— Уй, бля-я-я… Пропорол… Блядский Бог, где Ты? Нету Тебя, бля!.. Ну почему я не могу по-человечески ширнуться? Помоги мне, Господи! У, бля!..

На крики прибегает Семарь-Здрахарь с баяном, тоже полным контроля. Увидев его, Навотно Стоечко белеет от ярости:

— Вперед меня?!..

— Да ты сколько будешь казниться… — Оправдывается Семарь-Здрахарь, но раскаяния в его голосе не присутствует.

— Ну и хуй с тобой, паскуда! — Отворачивается Навотно Стоечко и начинает поиски по новой. Теперь он обследует ноги.

Самое приятное — это наблюдать за попытками ширнуться того, кому ширнуться некуда, того, кому есть куда ширнуться. Мне, например. Но это скоро надоедает.

Какого хуя я должен ждать три часа, чтобы вмазаться, пока не втюхается какой-то ублюдок?

На кухне Семарь-Здрахарь уже моет свой баян.

— А, сам Шантор Червиц, ширнуться зашел, или так?

— Ширнуться, — Соглашаюсь я, — Где пузырь?

Пока я выбираю себе и щелочу, происходят два события: очередной богохульный вопль Навотно Стоечко и появление приблудной герлы. Она становится у стены и сползает вниз. Ее короткая юбка задирается, и нашему обозрению предстают дырявые, но достаточно чистые трусы, которые и на половину не скрывают жутко волосатую пизду их хозяйки.

— Я — преступная мать… — Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, — Ширните меня…

Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!

Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.

— Как? — Любопытствует Семарь-Здрахарь.

— Хорошо. — Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.

Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.

— Точно хорошо? — Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.

— Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! — Доносится из комнаты.

— Я — преступная дочь… — Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. — Ебите меня… Я — преступница…

Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка — штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.

— Ну, ебите меня… — Жалобно просит безымянная герла. — Я — преступница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!..

Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.

— Попозже… — Улыбается Семарь-Здрахарь.

— Вы мной брезгуете? Да? — Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. — Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!

Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы — нормальные люди, а я — наркоманка и преступница!

Дайте двадцатку!

Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя:

— Я преступница… Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!..

Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит баяном. А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил:

— А с чего ты это взяла, что ты преступница?

Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно я ее уже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая баян из пизды, она резво заковыляла ко мне и обняла за колени.

— Я — преступная дочь. — Сказала безымянная герла, смотря на меня снизу вверх. — Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает…

Я — преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла.

Я — преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю…

Я — преступная дочь, — Начала безымянная герла по второму кругу, — Я бросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так меня любит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите меня, я — преступница!

Тебя как зовут?

— Шантор Червиц…

— Давай я у тебя отсосу? — Умоляюще хлюпает безымянная герла, — Я преступница, я должна…

— Прямо здесь? — Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь на ухмылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает.