Низвержение Зверя

И вот дверь в камеру снова открылась… Но по ту сторону были уже не люди в черных мундирах храмовников или тюремные надсмотрщики, а солдаты, одетые в незнакомую мне военную форму цвета хаки. Впрочем, среди них попадались другие, в камуфлированных мундирах, похожих на те, что носят в ваффен-СС, но только без рун «зиг», серебряных черепов, кинжалов со свастикой и прочих атрибутов. И именно они на нижнегерманском диалекте объясняли нам, куда идти и что делать.

И вскоре мы снова стояли на том же внешнем дворе, и наши непокрытые головы пекло полуденное солнце… Только обстановка изменилась. Черные грузовики храмовников исчезли, и вместо них можно было видеть запыленные грузовые автомобили, крашенные в тот же выцветший цвет хаки, что и форма русских солдат. Кажется, что эти машины приехали сюда, в Мюнхен, прямо из Москвы, обогнув половину земного шара…

Мы выстраиваемся на своем прежнем месте, но никто не направляет оружие в нашу сторону. Мы ждем – и вот, наконец, в окружении других русских появляется офицер в пятнистой форме, и я с удивлением узнаю в нем человека, командовавшего людьми в мундирах храмовников, которые и принесли нам спасение.

Все с тем же нижнегерманским акцентом он говорит, что все мы свободны и наше заточение закончилось.

Оглядев нас с выражением сурового сочувствия, он добавил:

– Многие ли из вас, наверное, не имеют куда пойти, не знают, что сегодня будут есть и где преклонят голову… В городе еще идут бои, фанатичные нацисты еще цепляются за каждый угол, но наши товарищи скоро их оттуда вышвырнут. Но все равно это работа займет как минимум день-два, а до того отпускать вас туда просто опасно. В своей полосатой тюремной одежде вы будете мишенью для любого врага. А посему здесь неподалеку, в нескольких километрах на запад, у местечка Хартхаузен, на опушке леса уже разбит палаточный лагерь, предназначенный для несчастных бедолаг вроде вас…

Тут у меня возникло подозрение, что нас хотят переместить из одной тюрьмы в другую или, быть может, даже расстрелять где-нибудь в лесу без лишних свидетелей. Вот такой я человек, видевший в жизни слишком мало хорошего, и к тому же за последнее время приученный больше всего бояться именно русских. Мне казалось, что если меня выпустят за ворота, а побегу от этих людей со всех ног, насколько мне позволит тяжесть Лизхен на руках и коротенькие ножки Отто. И, похоже, подозрения в чистоте русских намерений возникли не у меня одной.

Какой-то мальчишка слева от меня выкрикнул:

– А почему бы вам, господин офицер, не оставить нас на пару дней в наших камерах? Тут, по крайней мере, в дождь с потолка не каплет, не то что в палатке. А потом, когда все кончится, вы нас отпустите и мы пойдем домой…

Офицер совершенно спокойно ответил:

– Эта тюрьма нужна нам для употребления по прямому назначению. Скоро в ваших камерах появятся новые постояльцы, и вы догадываетесь, кто это будет…

Ответом ему стали нечленораздельный гомон и чьи-то неуверенные крики «Рот фронт!»…

Когда шум стих, он добавил:

– Впрочем, любой, кто не захочет отправиться в Хартхаузен, может идти на все четыре стороны. Мы его задерживать не будем. Но только если он попадет в беду на самом пороге свободы, пусть потом не обижается и не говорит, что мы его бросили в беспомощном состоянии.

После этих слов восторженных криков не было; люди просто не понимали, куда им идти и что делать дальше. Они растерянно переглядывались и переминались, словно ожидая услышать что-то еще.

А офицер сухо распорядился:

– Женщины с детьми – две правые машины, остальные сами выбирают свои места. Те, кто хочет покинуть нашу кампанию – выходят за ворота и идут на все четыре стороны. – Взглядом исподлобья он обозрел нашу толпу. – Ну, что же вы стоите – вперед!

И вот я, которая намеревалась бежать куда глаза глядят, послушно пошла к грузовикам направо. Там улыбчивая веснушчатая девушка в русской военной форме приподняла Отто, чтобы он мог залезть в кузов, потом подсадила меня, а следом ее подруга подала мне сопящую Лизхен. Забившись в угол грузовика и ожидая когда кузов заполнится женщинами и детьми, я попробовала было попаниковать от того, что я сижу в русской машине, которая скоро поедет неизвестно куда. Но получалось это у меня плохо. Я просто устала бояться. По сравнению со страхом ожидания жертвоприношения этот был какой-то мелкий и несерьезный. И, кстати, насколько я успела увидеть, в сторону ворот направились всего два-три человека, а остальные послушно полезли в машины. Ну немцы же, хоть и антифашисты: офицер им сказал куда идти – и они пошли. Орднунг для этих людей дороже всего.

20 июля 1943 года. Полдень. Лондон, Даунинг Стрит 9.

Присутствуют:

Премьер-министр Британской Империи, сэр Освальд Мосли,

Министр иностранных дел сэр Арчибальд Мол Рамзи,

Рейхсляйтер Германского Рейха Рудольф Гесс.