Низвержение Зверя

Против моего ожидания, наше награждение и подписание Акта о предоставлении независимости Южной Африке состоялось не кулуарным способом в кабинете большевистского вождя, а на глазах у всего мира, в кремлевском зале Святого Георгия, сакральном месте русской военной славы. Кроме нас, буров, чувствующих себя кошками, попавшими на собачью свадьбу, там собралось много русских солдат и офицеров, как я понимаю, из числа тех, кто только что вылечился от ранений или чьи части сейчас находились в резерве. Территория Германии к настоящему моменту съежилась почти вдвое. Теперь в воздухе по ту сторону фронта витает смертный запах неминуемого конца, а у русских и их союзников имеется вполне конкретное чувство грядущей большой победы. Здесь, в зале Святого Георгия, у всех приподнятое праздничное настроение, сияют под лепным потолком люстры, поскрипывают начищенные до зеркального блеска сапоги, позвякивают медали и ордена, а русские солдаты недоуменно косят взглядами себе на плечи, где сияют новенькие погоны.

После революции погоны в русской армии были отменены указом первого большевистского вождя Ленина, и знаки различия стали наносить на петлицы мундиров, как это делают в японской армии. Треугольники – у сержантского состава, квадраты – у лейтенантов, шпалы – у старших офицеров (от капитана до полковника), звезды – у генералов. Потом вождь решил вернуть погоны, чтобы хотя бы отчасти соединить традиции новой большевистской армии с той, что была при царе. Но тут вмешались «старшие братья», объяснив, что под разгрузочным жилетом и защитной кирасой, которую носят штурмовики, никаких погон видно не будет и что с тем же успехом знаки различия можно было бы наносить на нижнее белье. Тогда господин Сталин решил, что погоны будут только при парадной форме, а воевать русские солдаты должны в обмундировании старого образца. Вот и получилось, что герои, два года не покидавшие полей сражений, относятся к погонам с опаской, как бы не понимая, каким образом те оказались у них на плечах.

Помимо награждаемых и представителей советских властей, на церемонии присутствовали журналисты, послы дружественных (и не очень) государств, а также король Георг Шестой своей собственной недовольной персоной. Правда, с самим сердитым на нас монархом я лично нос к носу еще не сталкивался. Перед самым этим мероприятием госпожа Антонова отозвала меня в сторону и показала готовый акт о независимости Южной Африки. Как и всякий порядочный международный документ, он был составлен одновременно на трех языках: африкаанс, английском и русском. На русском – потому что Советская Россия является гарантом соблюдения этого соглашения, готовым обрушить на нарушителя свои громы и молнии. А само соглашение – непростое. С британским королем все понятно: он предоставляет нам независимость и умывает руки, а единственная его обязанность – платить пенсии семьям южноафриканских солдат, павшим в боях за Британию, неважно с чьей стороны они сражались. Но вот с нашей стороны начинаются интересные условия. Первое – у нас не должно быть никакого апартеида, никакого воплощения расистских или нацистских идей, к каждому гражданину Южно-Африканской Республики следует относиться только исходя из его личных качеств. То есть это было как раз то, о чем мы давеча с госпожой Антоновой разговаривали в моем номере. Второе – англичане, родившиеся на территории Южной Африки или приехавшие сюда до шестнадцати лет, автоматически получают южноафриканское гражданство наравне с бурами, черными туземцами и цветными. Те из них, которые желают сохранить подданство британской короны, должны отказаться от южноафриканского гражданства в письменном виде. Третье – англичане, приехавшие в Южную Африку в сознательном возрасте, но до обретения независимости, имеют право попросить нашего гражданства, и им нельзя отказывать, если соискатель не совершал уголовных и политических преступлений, в частности, не был замечен в поддержке гитлеровского нацизма. Всем, кто не захочет брать наше гражданство, вменяется покинуть Южную Африку в трехмесячный срок. Если в семье британских репатриантов имеются дети старше двенадцати лет, не желающие покидать свою новую родину, то у них есть право прийти в наш суд или органы власти и попросить убежища. Подумав, я согласился с тем, что это вполне приемлемые условия. Мы не в таком положении, чтобы раскидываться любыми белыми, пусть это хоть три раза англичане. Подумав, я признал, что все это вполне справедливые пункты, и сказал, что согласен с этим документом.