Низвержение Зверя

Обменявшись любезностями, мы разошлись в разные стороны, не пожимая друг другу рук. Георгу пора было ехать во Францию, чтобы русские смогли подсадить его обратно на покинутый трон, а мой путь лежал в Италию, откуда весь наш полк вылетит в Тунис. Для меня тоже начинается долгая дорога домой, в конце которой меня и Геерта-младшего ждут самые близкие: состарившийся, но все еще крепкий Геерт-старший, наша мама Астрид, которая для меня больше чем родная, жена Констанция, почти взрослый старший сын Пит-младший, дочь Сильвия (ей недавно исполнилось десять) и малыш Алекс, едва научившийся ходить перед тем, как я ушел на войну… Эх, видели бы они меня сейчас…

30 июля 1943 года. 10:35. Лондон, Букингемский дворец, Георгиевский зал.

Королева Великобритании (пока) Уоллис Симпсон.

Есть одно чувство, которое в последнее время владеет мною почти непрерывно – и оно называется страх. Этот страх вползал в мою жизнь постепенно, как ядовитый газ, незаметно стелющийся по земле. Зачем я только не отговорила своего мужа от этой авантюрной затеи вернуться на трон, отдав Британию под покровительство нашего друга Гитлера? То, что начиналось как исполнение моей затаенной и прекрасной мечты, заканчивается как самый ужасный кошмар. По ту сторону Канала стоит готовая к вторжению большевистская группировка, а нам даже некуда бежать, потому что тех, кто испачкал себя связями с нацистами, не примет к себе ни одна страна. Я уже уговаривала Эдди уехать в Испанию к каудильо Франко, но он говорит, что дважды от трона не отрекаются. Негоже тому, кто был британским королем, прятаться по аргентинским или бразильским трущобам, а ближе нам нигде не укрыться. Дни нынешнего испанского режима сочтены, так же как и наши, тем более что Сталин никогда не признавал законности правления генерала Франко. Но наиболее страшным для меня, считавшейся доброй католичкой, была анафема, наложенная на нас с мужем Святым Престолом за связь с сатанинскими силами. По всей Британии в жертву Сатане приносят молодых женщин и детей, и их стоны терзают мое сердце, ведь мы не можем ничего ни отменить, ни изменить.

Но при этом я не буду врать хотя бы сама себе. С самого начала Уоллис Симпсон симпатизировала именно национал-социалистической идее, которая должна была отдать мир под власть арийской расы, и считала Гитлера мессией, ведущим наши народы к счастливому будущему. Все прочие политики западного мира казались мне мелкими склочными особями, не вызывающими уважения. Особенно я недолюбливала нашего американского президента Френки Рузвельта, попавшего в плотное окружение своих еврейских приятелей. Но дело тут не в евреях: мой второй муж происходил из еврейской семьи, утратившей связь с иудаизмом, и мы с ним вполне ладили. Причиной всему была большевистская Россия, стремительно набиравшая силы. Эта страна избавлялась от разрухи и увеличивала свою промышленную мощь совершенно неприличными темпами, и перенести такое безболезненно не мог ни один настоящий капиталист. Это была экзистенциальная угроза всему нашему классу. Ну и была еще одна причина того, что я отдалась этому перевороту с такой страстью: братец моего мужа, став королем, отказался присваивать мне титул «королевского высочества». И тут во мне вскипело ретивое: подумаешь, какие мы гордые – не хотим признавать равной американскую банкиршу! Вот у меня и возникло желание смыть оскорбление кровью этого засранца.

Поэтому, когда мой муж снова стал британским королем, наслаждаться сполна мне мешала только невозможность родить от него ребенка, чтобы посадить его после себя на трон. Когда я была молода, я не хотела иметь детей, да и мои предыдущие мужья как-то не способствовали желанию обзавестись потомством. И вот, когда такое желание у меня возникло, неожиданно выяснилось, что мой поезд уже ушел. Впрочем, это быстро перестало играть хоть какую-то роль. С месяц мы с Эдди были уверены, что все у нас будет хорошо, но потом на Восточном Фронте произошла катастрофа. Большевики нашли в себе силы выиграть решающее летнее сражение и переломить ситуацию в свою пользу. Как сказали нам с Эдди очень умные люди, Германия могла выиграть ту войну, только идя от победы к победе без единого поражения. Одна неудача делала конечный успех проблематичным, а две – просто невозможным.