Низы не хотят

— Точность вежливость королей, — довольно сказал Носов, глядя на свой Брегет.

— И революционеров, — добавила Зина, — надо бы руководству доложиться.

— А я уже всё сделал — один из двух звонков был господину Чернову.

— Что, прямо по телефону и выложил все детали? — встревожилась Зина, — а если телефонистка подслушала?

— Ну что ты, всё было сказано исключительно намёками и эзоповыми выражениями, так что никто не подкопается, даже если сильно захочет. Нас ждут с докладом на Кронверкской набережной послезавтра, так что сегодня у нас полностью свободный день, а завтра мы выезжаем в Питер.

Пиросмани ждал их сразу на улице вместе с большим баулом, очевидно, это его картины были. Иван обнялся с ним, Зине он ручку поцеловал.

— Рад тебя видеть живым и здоровым, дружище, — сказал Иван, — как тебе Москва?

— И я очень рад, — ответил он, — Москва большая и шумная… и грузинского вина тут сложно найти.

— Ну это не самая большая проблема в этой жизни, — ответил Носов, — клади свои вещи в ящик и залезай к нам, мы сейчас поедем в одно очень интересное место.

— Какое? — тут же поинтересовался он, закинув своё добро на закорки.

— Село Абрамцево, там у нас действующая артель художников, поэтов и оперных певцов располагается. Художественный руководитель Савва Мамонтов, если тебе это имя что-нибудь говорит, предприниматель, очень богатый человек и покровитель искусств. Ты там не самую последнюю роль сыграешь, это я тебе отвечаю.

Доехали часа за полтора — обычная загородная усадьба, вход караулит какой-то помятый лакей.

— Эй, любезный, — сказал ему Иван, — мы к Савве Ивановичу, с утра договаривались — передай, что приехали Носовы и Пиросмани.

Лакей хмуро посмотрел на всю честную компанию и удалился вглубь по аллее из дубов и вязов. Через пять минут вернулся и молча открыл ворота.

— Заходите, вас ждут вон в том доме, — и он показал на двухэтажный дом с резным крыльцом.

Они также прошли по аллее, подойдя прямо к крыльцу, навстречу им вышел дородный господин, одетый почему-то в простонародную косоворотку.

— Добрый день, господа, — поздоровался он, — это вы мне звонили утром?

— Абсолютно верно, звонил я, — приподнял шляпу Иван, — будучи наслышан о вашем покровительстве изящным искусствам, не мог отказать себе в удовольствии представить вам кавказского самородка по фамилии Пиросманишвили.

— Можно просто Нико, — вмешался он в разговор.

— Заходите, посмотрим на вашего самородка… у меня сейчас в гостях Репин и Врубель, втроём и оценим ваше творчество, — сказал Мамонтов и посторонился, пропуская гостей в дом.

В большой гостиной на первом этаже и правда сидели в больших удобных креслах Илья Ефимович Репин, большой с кудлатой головой и бородой и Михаил Александрович Врубель, тоже с бородой, но с маленькой и аккуратно подстриженной. Еще там имел место большой и крепкий мужчина, в котором, слегка поколебавшись, Носов опознал великого оперного певца Шаляпина, а в дальнем углу комнаты сидела некая девица, которую Носов никак не смог идентифицировать.

— Господа, — громко сказал Мамонтов, — у нас сегодня в гостях самобытный грузинский художник Нико… Нико…

— Пиросмани, — подсказал Носов.

— Точно, Пиросмани, а также господа Носовы, которые и обнаружили это дарование… где вы его обнаружили?

— В Верийском квартале Тифлиса мы его нашли, в молочной лавке его имени, — дал справку Иван. — Он в основном на жестянках пишет свои картины, так что вы сильно не удивляйтесь.

— Да мы и не удивляемся ничему, — подал голос Репин, — после творений Михаила Александровича сложно чему-то ещё удивляться. А вы, молодой человек, распаковывайте свои картины, мы их с большим тщанием изучим.

Нико, до сих пор не проронивший ни слова, поставил свой баул на пол и попросил у хозяина ножницы, потому что распутать узлы, кои он там навязал по всему периметру, не было никакой возможности. Но с ножницами всё получилось довольно быстро — Нико с помощью Носова наконец достал свои жестянки и расставил их вдоль длиной стороны комнаты, под узорчатыми окнами.

— Тааак, — сказал вставший со своего кресла Репин.

Он прошёлся вдоль ряда поющих грузинов, ланей с человеческими глазами и пейзажей грузинской столицы, как будто вырубленных топором из большого и длинного полена.

— Мдааа, — присоединился к нему Врубель, надевший по такому случаю очки.

— А мне нравится, — решительно рубанул со своего места Шаляпин, у него видимо хорошее зрение было, поэтому он никуда не перемещался. — Краски очень сочные, поэтому кажется, что жестянки эти кричат громкими голосами.

— Ну у оперных певцов свои ассоциации, — усмехнувшись, сказал Мамонтов, — а ты что скажешь, дорогая Танечка?

Эээ, да это же Таня Любатович, подумал Носов, подруга жизни знаменитого мецената, ради которой он собственно поддерживал много лет провальный проект Новой оперы. А Таня… что Таня — она жеманно вытянула губки и смогла сказать только «Прелестно» и на этом выключилась из игры.