Не запоздали и репрессивные шаги со стороны властей. Об общем числе военнослужащих Красной Армии, подвергшихся в этот период судам военных трибуналов, можно судить по количеству арестованных. С учетом обезвреженных агентов и диверсантов противника, таких было 35 738 человек. Известны и цифры приговоров военных трибуналов к высшей мере наказания – 14 473. Из них расстреляны перед строем 411 военнослужащих, в том числе из командного состава. Всего в 1941–1942 гг. по решению судебных инстанций за преступления, совершенные в военное время (трусость, попытку сдаться в плен, самовольное оставление поля боя, паникерство и др.), жизни лишились 157 593 человека. Утверждать, что абсолютно все они понесли справедливое наказание, оснований нет, как нет его и для обратного. Таковы суровые исторические реалии военного бытия. Несомненно одно: на окончательное решение военных трибуналов огромное влияние оказывали приказы № 270 от 16 августа 1941 г. и особенно № 227 от 28 июля 1942 г.[135]
Количество переходов к врагу, дезертирство, членовредительство, другие подобные явления стали уменьшаться в 1943 г. и позже. В частности, число первых в ходе третьего года войны сократилось до 24 тыс. случаев, а за первые три месяца 1944 г. их было немногим более 2 тыс. В последний военный год таких случаев от силы насчитывалось несколько сотен.
Достичь желаемого результата на пути измены и предательства Абвер и РСХА стремились различными способами, прежде всего при помощи пропаганды. О возможности сохранения советскими бойцами и командирами жизни в «чужой» для них войне, бессмысленности сопротивления армии, покорившей Европу, показной демонстрации гуманного отношения к военнопленным, предоставлении перебежчикам различных льгот, обещаниях перспективы найти себя в послевоенном мире после победы немецкого оружия и т. д. вещали фронтовые репродукторы, все это распространялось миллионными тиражами газет и листовок. Призывы и обещания иной раз находили отклик не только у определенной части красноармейцев, но и у командного состава. Способствовали тому объективные и субъективные факторы, прежде всего стремительное продвижение немецко-фашистских войск вглубь страны, враждебное отношение к властям отдельных слоев общества, неумелые, а порой неадекватные действия в начавшейся войне со стороны командного и политического состава Красной Армии, нередко высшего звена.
Случаи перехода военнослужащих Красной Армии к противнику, и даже на самолетах, наблюдались еще перед войной. 17 августа 1940 г. появилось постановление СНК СССР «Об усилении борьбы с изменой Родины». В декабре по этому же вопросу вышел совместный документ ЦК ВКП(б) и СНК, в котором наряду с ответственностью за измену военнослужащих говорилось и о репрессиях в отношении их родных и близких.
28 июня 1941 г. появился совместный приказ НКВД, НКГБ и прокуратуры СССР «О порядке привлечения к ответственности изменников Родины и членов их семей». Предполагался ряд мер, направленных на предотвращение случаев измены, порядок проведения следствия по ним, а также вводились статьи уголовных кодексов союзных республик, по которым предатели и члены их семей подвергались уголовным преследованиям. В отношении первых предлагалась высшая мера наказания, для вторых – ссылка.
События военной поры, особенно в 1941–1942 гг., засвидетельствовали: невзирая на предельно суровые наказания, случаев добровольной сдачи в плен и переходов на сторону врага было немало. Способствовала тому и растиражированная немцами мысль Сталина, что «у Гитлера нет русских пленных, а есть лишь русские изменники, с которыми расправятся, как только окончится война». Не менее успешно, теперь в отношении своих солдат и офицеров, гитлеровцы использовали еще одно, на сей раз придуманное в геббельсовском «министерстве правды», «умозаключение» советского вождя – «в плен немцев не брать». Зная об огромном числе случаев зверств и издевательств Вермахта, войск СС и нацистских карательных органов на линии фронта и оккупированной территории, Сталин, несомненно, имел на то основания, но допустить такую серьезную политическую ошибку было нельзя. Однако влияние подобной пропаганды ощущалось практически на протяжении всей войны, что также послужило одной из причин следующего факта: к концу 1942 г. число немцев в советском плену составило лишь немногим более 20 тыс. человек. Кроме отсутствия ощутимых успехов Красной Армии в сражениях, осведомленный о сталинском «варварском» приказе личный состав немецких частей и соединений предпочитал погибнуть в бою, чем оказаться в плену.