За Волковым была послана машина. Когда через час вернулся водитель Савельева и сказал, что надо ехать в Грачевку, Савельев куда-то звонил. Еще через полчаса на пустыре, к радости окрестных ребятишек, опустился вертолет. Пригибаясь, к открывшейся дверке пробежали Игорь и заместитель директора института по хозчасти Ярушкин. Турбины застонали, вертолет завис, боднув воздух, и ушел на Грачевку.
А незадолго до конца рабочего дня во двор института, глухо рокоча, въехал "Урал". Запыленный мотоциклист стянул шлем - и все узнали Волкова. На ходу слушая подбежавших к нему Сеню и Кирилла, Волков прошел в кабинет директора.
3
- Или мне кажется, или вправду похолодало?
Тихона била дрожь.
- Вправду похолодало, - медленно проговорил Левка, глядя на покрытый испариной лоб друга. - Погода портится. Тайга-то, слышишь?
Шум леса, днем едва различимый, обратился в глухое рокотание. Порывы ветра поднимали на камне маленькие смерчики песка, каким-то чудом попавшего на вершину. Сначала нехотя, потом все быстрее и быстрее смерчики начинали кружиться, поднимаясь дрожащей змейкой вверх и, приплясывая, неслись по шершавому камню. Ветер стихал, и маленькие смерчики рассыпались.
- Как чаинки в стакане, - задумчиво сказал Левка.
- Да, сейчас бы чайку, - поддержал его Павел. - С булкой, какие бабка печет. И с маслом. Режешь булочку, а она еще горячая. Даже режется плохо. А потом масла туда - раз!.. Побольше.
- И с конфетами, - добавил, вставая, Лев. - Любишь гусиные шейки?
- Лапки!
- Может, и лапки, - согласился Левка.
- Хватит вам, - пробурчал Тихон. - Нашли время.
Вершина горы была плоской и голой. Внизу потемневшая к вечеру тайга отливала густой темной зеленью. То тут, то там просвечивали желтоватые скалы. К горизонту отдельные деревья и массивы сливались в сплошной ковер. Самого главного - признаков цивилизации - не было.
- Учеными были... - невнятно заговорил Тихон. Прижав руку к груди, он раскачивался из стороны в сторону, будто хотел ее убаюкать. - Нансенами, Амундсенами тоже были... Кто мы теперь?
"Теперь - дураки, - хотелось сказать Левке, но он сдержался. - Или того хуже - преступники. Мало ли кому тарелка может попасть в руки..."
Левка не выдержал и принялся быстро расхаживать по каменному пятачку. Шаг, второй - покатый обрыв, еще два шага - камень, за которым укрылся от ветра Тихон, поворот, два шага - обрыв, еще два шага - крона искривленной лиственницы, прилепившейся к склону, поворот...
Наверное, все, что случилось, не мучило бы Левку так сильно, оставайся он таким, как раньше. Теперь Левке начало казаться, что совсем не случайно они так часто оказывались в "горячих точках". Грачевка выглядела в эти дни как островок благополучия и спокойствия в мире, живущем страшной и трудной жизнью. Каким ужасом были пропитаны те минуты под обстрелом. А горящие деревни, голодные дети, лица людей, которым не можешь помочь... И чувство вины перед ними.
-...что? - Левка остановился.
- Не мельтеши, говорю! Сядь! Силы нет на тебя смотреть.
- Тихон, ты думаешь, мы случайно оказывались в тех местах, где людям плохо?
Тихон долго смотрел на Левку.
- Я имею в виду пожары, наводнения, сель... Ну ты понял?.. Тебе не кажется, что нас кто-то испытывал... спрашивал? А, Тихон?
- Уймись. А то сейчас у тебя глаза такие, что смотреть страшно. А что касается ощущения такого...
Тихону было тяжело говорить. Он наклонил голову набок и прикрыл один глаз:
-...то с этого все и началось. Меня спрашивали, Пашке предлагали, тебя вот испытывали, оказывается.
Некоторое время они сидели молча. Левка отколупывал куски каменного крошева и бросал их вниз, глядя за тем, как они, щелкая, прыгают с уступа на уступ и пропадают среди верхушек деревьев внизу.
- Представляешь, что будет, если она в руки кому-нибудь... попадет? Бомбу в увеличитель, например... - снова заговорил он.
- И бомбы не нужно. Пашка кисточкой цепь за пару секунд в океан смел. Сорок тонн. Подняться повыше, да этой кисточкой по городу...
Пашка, лежавший ничком, завозился и встал. Судя по тому, как напряжен был его взгляд, он и не думал спать:
- Я знаю, это я во всем виноват, - голос у него дрогнул. Он стоял, втянув голову в плечи, и глядел вниз, водя носком рваного кеда по белесому камню. Тихон и Левка смотрели на сиротливый грязный палец Пашкиной ноги, выглядывавший из кеда, словно именно этим пальцем Пашка собирался сию же минуту начертить спасительный план.
- Потому что это я не хотел, чтоб рассказать... Я тоже, конечно, знал, что надо, но не мог... Потому что... Ну что вы смотрите на меня так?! - истерически крикнул он. - У меня же ничего, ничего в жизни не было! У вас хоть что-то... Книги, интересы какие-то... Левка вон врачом хочет стать. Она моя... тарелка. Сначала, когда мы залезли в нее, она твоя была, Тихон. Я чувствовал это. А потом она моя стала, Я разговаривал с ней...
Пашка махнул рукой и отвернулся.
- Все хороши, - тихо сказал Левка.
К ночи еще больше похолодало. Клокастые тучи с багровыми отсветами заходящего солнца неслись над самой головой.
4