А потом начинаются несостыковки. Сначала маленькое, а потом разрастающееся, как трещина в выжженной земле, недопонимание. Осознание разных интересов. Разных оценок. Разных подходов к жизни. И вот уже все чаще тебе хочется побыть одному.
За десять лет отношений мы прошли все эти стадии. Правда, тут отпечаток налагало то, что на Земле я бывал не так часто. И что мы не связали наши отношения официальными узами. Но процесс шел неумолимо. Холод в отношениях нарастал, местами превращаясь в лед. А ледяные конструкции обычно весьма хрупки. Однажды они разлетаются вдрызг от брошенного камешка. Или от высказанного в сердцах слова. Или просто разлетаются.
Тонкая, изящная, с длинной гривой рыжих волос, как всегда, восхитительная Аврора в приталенном бежевом платье деловито прошла в комнату. Упала в низкое кресло из мягкой кожи. И критически огляделась окрест. А потом внимательно посмотрела на меня.
— Опять летишь, — произнесла она. — И опять Марс. Камень твоего преткновения.
— Верно, — согласился я, присаживаясь в кресло напротив. — Планета моей войны. И моей судьбы.
— И зачем ты опять летишь туда, Казанцев? Что вы еще хотите там найти, чего не нашли?
— Тебе ли, сотруднику учебного центра Звездоплаванья, не знать, что эта информация секретная.
— Секреты, секреты, — скривила губы Аврора. — Надоели ваши секреты! Нашему государству больше ста лет. За это время мы вышли в космос, осваиваем океан. Изменили природные ландшафты. Единственно, что остается неизменным — секретики. Все эти грифы секретности, первые отделы и подписки о неразглашении. Они будут вечны. Даже при коммунизме, когда делить вообще будет нечего, такой серенький невзрачный сотрудник из тесного пыльного кабинета будет брать с тебя расписку.
— Тебя это удивляет? — спросил я. — Ты же знаешь, что всегда будут тайны для узкого круга. Которые вредны и опасны при общем употреблении.
— Ты, конечно же, как всегда прав, — в голосе ее прозвучал вызов. Не то, чтобы она была недовольна моими словами. Она была недовольна мной.
— Зато какой музыкой это звучит — секретная миссия, — улыбнулся я.
— Космонавты, — со смешанным чувством злой досады и одновременно благоговения произнесла она. — Эти вечные ваши тайны. И бесконечные полеты в пустоту… Толя, ты слишком часто уходишь и слишком редко возвращаешься.
— И тебе, наконец, это надоело, — усмехнулся я, отхлебывая кофе и с улыбкой рассматривая ее.
Ее эта моя снисходительная улыбка всегда раздражала, и она нервно передернула плечами.
— Да не волнуйся ты, — примирительно произнес я. — Не знаешь, как начать серьезный разговор? Разреши помочь тебе. Я улетаю. И ты хочешь сказать, что не будешь меня ждать.
— Буду ждать, — произнесла она. — Но не буду встречать.
— Аврора, ты, конечно, права. Такие люди, как я — они будто бракованные лампочки. Не могут дарить близким достаточно тепла и света. Я все понимаю. И тебя понимаю.
— Ничего ты не понимаешь!
— Я не могу тебе ничего дать.
— Дать?! — взорвалась она. — Может, мне самой хочется отдавать! И чтобы это принимали с благодарностью. Но ведь ты не даешь мне и этой малости. Ты… А ты…
— А я странник. И моя душа всегда там, — я указал наверх.
Хотел добавить еще кое-что, но сдержался. Страннику не нужен тыл позади. Страннику нужен простор впереди, по ходу движения.
— Ты все же не человек, Казанцев, — вздохнула Аврора. — Ты — инструмент. Вибробур, которым роют туннели в космос. И от тебя всегда будут уходить женщины.
Тут она права. Сколько этих женщин в разных жизнях и разных мирах сохранила моя удивительная, вне параллелей пространства и времени, память. И все заканчивалось примерно вот так. Они всегда уходили, уходят и будут уходить. Во всех жизнях. Так всегда бывает у людей, которые принадлежат не себе, а своему назначению. И женщины это чувствуют.
Но ведь им не скажешь этого, не объяснишь. Иначе быстро попадешь из родных объятий Авроры, ведущего психолога Школы звездоплавателей, в ласковые, но далеко не родные руки психиатра нашей клиники.
Она резко поднялась, разгладив свое изящное платье.
— Все, мне пора, — сделала официальное лицо — мол, отныне мы только коллеги.
Я кивнул и проводил ее до выхода. Дверь автоматически отворилась, когда она приложила ладонь. Ее отпечатки ладоней были в памяти сервиса квартиры с круглосуточным допуском, но только когда хозяина нет.
Она обернулась на пороге. Внимательно осмотрела меня с ног до головы.
В ее глазах искрились слезы. Одно из самых убийственных женских орудий. Мне непреодолимо захотелось взять ее за плечи, нашептать что-то ласковое, успокоительное. Но я сдержался. Знал, что так будет только хуже. Хотел сделать морду топором, но все же не выдержал:
— Не обижайся, Аврора. Я все равно люблю тебя…
— Эх, Казанцев. Я все равно полечу тебя провожать…
Глава 7
Я стоял у посадочного модуля и заворожено смотрел на пейзажи красного, напитанного железом мира. Я не был здесь полтора десятка лет. За это время планета потихоньку начинала обживаться.