Но человека человек. Три с половиной убийства

— Они пищат, потому что ты ни хера не умеешь сделать так, чтобы дети спали всю ночь нормальным здоровым сном. Для этого надо как минимум выключить свою рекламную хуету.

— Я не могу выключить, мне работать надо.

— Денежки зарабатывать, — подсказал Егор с издевкой. — Конечно, ты у нас герой, сама рожаешь, сама зарабатываешь, а тут какой-то нищеброд мешает, понимаешь, шароебится по ночам…

— Блин, Егор, какого хуя?!

— Ты же у нас особенная, необычная, не такая, как все…

Яна схватила с книжной полки что попалось под руку и метнула в Егора. Под руку ей попался янтарный шар, который отец Егора привез в свое время из Калининграда. Шар угодил Егору прямо в бровь. Егор схватился за лоб и сморщился от боли. Потом посмотрел на ладонь.

— Настоящих буйных мало, — прокомментировал он. — Вторая попытка? Там еще бронзовая сова есть. Попробуй прицелиться получше, дорогая.

— Прости, — прошептала Яна. По ее лицу текли потоки слез.

— Детей покорми, мадонна, — бросил Егор и вышел.

15

Хотя у Яны было много работы, а пискуны не давали свободной минутки, она продолжала рисовать, нащупывая понемногу собственный стиль. Ее радовали яркие чистые цвета, черный фон, тропические и промышленные орнаменты.

Егор относился к рисункам Яны скептически. Когда она просила его высказать мнение, он говорил:

— Это не искусство. Это арт-терапия, материал для психодиагностики. Ну или просто рукоделие.

Сам Егор после рождения детей понемногу перестал рисовать. Виновата в этом была, как всегда, Яна.

— Ты как газ. Ты заняла все мое жизненное пространство, — жаловался он. — Ты ведьма, высосала мои творческие силы. Ты прорва, бездонная бочка, куда утекает мое время.

Яна пыталась перевести эти ламентации в шутку, но Егор и впрямь чувствовал себя скверно. Он перестал не только писать картины, но и брать юду-заказы. По вечерам отправлялся к приятелям, приходил под утро, спал до двух-трех дня, потом сидел в телефоне.

Единственное, что хоть как-то примиряло Егора с семейной жизнью, — прогулки с детьми. Дома они ему мешали, на воздухе он их любил.

— Пойдем, пискун и пискуха, — он сажал Севу на правое плечо, Лизу на левое и шел с ними на местную детскую площадку.

Проходя поселком, Егор комментировал происходящее в духе веселого книжного абсурда.

— Вот, друзья мои, это деревья. Познакомьтесь, — он подносил к нижней ветке тополя сначала Севу, потом Лизу. — Поздоровайтесь с деревом за лапку. Вы видите, что деревья стоят вверх ногами, а думают в землю. Люди же, наоборот, имеют пупок.

— Бубоп, — понимающе кивал Сева. — Бубоп.

Егор считал, что с детьми у него полное взаимопонимание, не то что со взрослыми. Дети были безопасны.

— Взрослые, — рассуждал Егор, шагая по мокрой асфальтовой дороге в сторону детской площадки, — люди не стоющие. Так и знайте, дорогие дети. Взрослые — они какашки. Они творят ненужную и скучную ерунду. То ли дело мы с вами. У нас настоящая жизнь. И мы сейчас займемся важнейшим делом на свете: будем лепить куличики…

> Все, кто его видит с детьми, говорят, что он просто чудесный папа. Так и есть, но проблема в том, что невозможно быть таким чудесным 24/7. Он погуляет пару часов пару раз в неделю, все остальное время их пасу я, а Егора либо дома нет, либо они ему мешают.

16

Как-то Яна назвала человека, который в тот момент давал ей стабильные заказы, начальником.

— Ах вот как, — заметил Егор. — Значит, у тебя есть начальник? Омерзительная офисная терминология. А ты кто? Подчиненная? И что же ты делаешь? Подчиняешься?

— Это всего лишь игра в подчинение, — сказала Яна. — У нас есть стоп-слово: «дедлайн».

— Стоп-слово? Игра? Получается, ты не просто подчиняешься, а по сути за деньги отсасываешь?

— Погоди, почему так получается?

— Ты использовала терминологию БДСМ, из чего следует, что ты рассматриваешь свою работу в контексте игр во власть и подчинение.

— Да я же пошутила.

— Очень характерная шутка.

— Я пыталась пошутить так, как ты обычно шутишь.

— Разумеется. Ведь ты подстраиваешься и под меня тоже, — сказал Егор. — Смотри: до меня ты не рисовала, а теперь рисуешь, чтобы понравиться мне и моим друзьям. Наоборот, со своими офисными повелителями ты делаешь то, что нравится им, обслуживаешь их интересы. А самой тебя ни в чем этом нет. Знаешь почему? Потому что ты сама по своей сути полна ужаса и психотична. Это показывают твои картины, сочетания цветов. Вот, например, эта. Фиолетовый — цвет жестокости, насилия. Красный — цвет агрессии. Желтый — цвет безумия. И все это на черном фоне. Эти силы рвутся из тебя наружу, и ты их пытаешься сдержать, подавить, подстраиваясь под мужчин.

— По-моему, это какая-то ерунда, — сказала Яна. — Если ты про то, что я на тебя срываюсь, так это просто от недосыпа и напряжения. А «начальник» — это нормальное слово, так все говорят. Ну хочешь, теперь всегда буду говорить «работодатель».