Но человека человек. Три с половиной убийства

— Петер, ты не мог бы не говорить больше ту фразочку про картошку с глазками? Вроде невинная, а так бесит.

— Не могу, — печально сказал Петер. — Эта фраза — память о моем покойном отце.

26

Теперь я должна рассказать о том, что произошло одиннадцатого декабря между двумя и тремя часами ночи.

Рассказывать о таких событиях трудно. Особенно когда речь о лучшей подруге. Трудно еще и потому, что я знаю о смерти Яны только то же, что и все остальные. Здесь у меня нет никаких дополнительных источников информации. Я и услышала-то обо всем фактически из новостей.

Но так как пишу я не документальный очерк и не статью, то, взвесив все за и против, я взяла на себя смелость по мере сил реконструировать события той ночи. В процессе я буду пользоваться и открытыми источниками (объяснения Егора, протоколы), и тем знанием, которое у меня есть о предыдущих похожих ссорах между Егором и Яной.

27

Итак, я уже сказала, что в конце ноября или начале декабря у Яны снова стало больше работы. Это означало меньше времени на сон. Ночью, однако, Яне тоже не удавалось поработать как следует, потому что малышка почти не спала без нее, а работать с ней на руках не получалось, так как ее будил свет экрана. Сначала Яна радовалась, что появились заказы, но вскоре почувствовала себя в ловушке. Раньше она могла на пару часов взять няню, но теперь денег не было — заплатить должны были после выполнения заказов, а выполнить их без няни не получалось.

Несмотря на то, что Егор не разговаривал с ней, она решила попросить его о помощи. В конце концов, дети как таковые не вызывали у него отвращения. А может, ему даже понравится, что Яна нуждается в нем, зависит от него.

— Привет, Егор, — сказала она, как только тот взял трубку. — Нужна помощь. У меня срочная работа, а пискуны сидят у меня на голове и пищат. Возьмешься?

Егор молча положил трубку. Яна пожала плечами. Прошел день, и вдруг около десяти вечера ключ заворочался в замке. Не вступая в контакт с Яной, Егор снял ботинки, пальто и закрылся с детьми в комнате.

— Спасибо! — крикнула Яна.

В полночь Яна обнаружила, что из комнаты не доносится ни звука. Она приоткрыла дверь и увидела, что Егор спит на ковре с малышкой на груди, а вокруг него прикорнули Сева и Лиза. Яна умилилась, тихонько потушила свет в комнате и снова ушла на кухню работать.

В час сорок Егор вышел на кухню и, не говоря ни слова, не слушая благодарностей Яны, принялся ожесточенно чистить картошку. Заплясали синие пружинки газа. Егор налил себе водки, поставил рюмку на холодильник и стал молча курить в форточку.

Яна взяла бутылку и долила водкой свой остывший чай. Сделала большой глоток.

— Егор, — сказала она. — Понимаю, что тебе трудно со мной разговаривать. Но совсем молчать — это тоже как-то… Дети это видят, и им это не полезно. Чему это их научит? Давай, когда ты здесь бываешь, общаться, я имею в виду не болтать, а просто по делу, ну, отвечать на вопросы, реплики. Так будет гораздо удобнее.

— Удобнее кому, дорогая? — прервал молчание Егор.

— Ну просто ради детей.

— Радидетейство — хуевая манипуляция.

— Да нет тут никакой манипуляции, — рассердилась Яна. — Тебе все время мерещатся манипуляции. Не манипулирую я, а честно говорю, что думаю.

— Твоя честность хуже любого обмана, — он выпустил дым в форточку и налил себе еще рюмку. — Ты мою жизнь просрала, — сказал Егор, глядя в снежные пространства за окном. — Я больше не могу рисовать, амба. Я импотент. И раньше-то не очень мог. А теперь совсем ничего.

— Но ведь ты теперь опять стал жить у себя, один, — осторожно сказала Яна. — Мы тебе не мешаем, не пищим над ухом. Может быть, теперь будет легче, — она подлила себе еще водки. Жидкость в чашке стала прозрачной.

— Ну, ты же позаботилась, чтобы я далеко не ушел. Я Севку люблю, мне теперь никуда не деться, — прозвучало это предельно горько.

— Ох, прямо, блин, трагедия, — сказала Яна. — Слушай, а тебе не стыдно вообще? Чего ты Бога гневишь? Трое здоровых маленьких детей. Содержать их тебя никто не просит. Даже жить с ними никто не просит. При этом ты их любишь, помогаешь с ними, времени на это тратишь столько, сколько тебе хочется и нравится. На ипотеку я зарабатываю сама. Первоначальный взнос был наш общий, за это огромный респект. В чем драма-то? Какое такое ужасное зло я тебе сделала? Чем я тебя так унизила?

Егор резко повернулся.

— А самой слабо догадаться? — сказал он очень тихо.