Но кому уподоблю род сей?

Итак, внешний человек не может властвовать над внутренним и диктовать ему свои правила. Внешний человек не имеет права отворачиваться от внутреннего. Однако все заповеди сии могут иметь хотя бы какой-нибудь смысл лишь при наличии у внешнего человека способности и желания осознать наличие и главенство человека внутреннего. В противном случае ни о каком обращении внутрь себя не может быть и речи. На другом языке это означает, что жена не ищет соединиться с мужем в чертоге брачном.

Означает ли отсутствие желания внешнего человека искать Бога внутри себя богоборчество, бунт против Бога и полный отказ от поисков Бога? Конечно же, нет, ибо для внешнего человека, и читатель хорошо знает это по себе, стремление к поискам Бога является совершенно естественным состоянием. И вот, лишенный в силу своего невежества и других причин возможности даже думать о том, что Бог есть Сущий в нем самом, человек принимается (или продолжает) по привычке, которую развил и поддерживает в нем мир, искать Бога вовне. При этом внешний человек неизбежно отворачивается от человека внутреннего — жена оставляет своего мужа.

Посмотрим, что же происходит дальше.

Внешний человек смотрит в мир... и не видит там Бога, не находит Его там. При этом человек вновь и вновь удрученно повторя­ет вослед Иову: «я иду вперед, и нет Его, назад, и не нахожу Его.» (Иов 23:8). Мы-то знаем, что он и не может найти Его в царстве князя мира сего, но наш герой этого не ведает, ибо чрево его или не умеет переваривать хлеб живый, либо вовсе уж пытается насы­щаться тем, что неперевариваемо. А далее, как сказал известный философ, если бы Бога не было, то Его следовало бы выдумать. И человек, пытаясь выдумать Бога, создает «бога» вместо Бога.

А для коптского Евангелия Филиппа это не составляет тайны: «В мире люди создают богов и почитают свои создания. Следовало бы богам почитать людей, как существует истина.» (Филипп 85).

Человек наделяет бога такими качествами, которые сам же человек способен открыть, обладая несовершенным сознанием. Поэтому боги дикарей-язычников грозны и беспощадны вплоть до потребности в человеческих жертвах. Иные боги уже не требуют таких жертв, довольствуясь продуктами труда человеческих рук. Еще более современного бога устраивают наличные и даже банковские чеки и кредитные карточки. Наиболее же цивилизованные боги получают себе средства к существованию путем непосредственного обязательного огосударствленного налогообложения «членов церкви».

У всех таких богов, вернее у всех такого рода представлений человека о боге, существует общая черта или свойство. Заключается сие свойство в необходимости наличия некоего вещественного аналога, к которому, при помощи которого, посредством которого, можно обращаться к богу или как к богу. Таковым аналогом может в наиболее примитивном случае быть фетиш, почитаемый за Бога и требующий окропления кровью, могут быть уже в гораздо большей мере окультуренные изображения бога, учителей и пророков. Аналогом может стать просто строение, где принято служить молебны находящемуся вовне, но где то рядом в храме, богу, причем именно приход в здание храма якобы облегчает общение с ним в силу своей освященности. И поэтому в помещении храма нужно вести себя более благопристойно, нежели вне его, хотя понятно, что обратной стороной сего обычая является то, что вне его можно вести себя более распущенно. И все это, несмотря на сказанное в Писании: «Всевышний не в рукотворенных храмах живет.» (Деян 7:48).

Безосновательно ассоциируя по собственному произволу дела рук своих с богом или святыми, человек создает иного посредника между собою и кажущимся богом: фетиша ли, истукана ли, идола ли, изображение ли бога — икону или лишенное каких-то изображений живого мира здание молитвенного дома, часовни, церкви, собора, храма. И столь же произвольно человек пытается соединиться со своим богом помощью этого посредника. Иначе говоря, внешний человек не просто оставляет внутреннего, но ищет соединения с несоответствующим началом. В терминах отношений между мужем и женой сие означает уже не просто оставление женою своего мужа, но и прелюбодеяние, блуд с любовником, чужим. Остались ли теперь у читателя хоть какие-нибудь сомнения в истинности мудрости Соломона (Прем 14:12):

«Вымысл идолов — начало блуда.»

Почитаем теперь книги великих пророков, оказывающихся на удивление едиными в своих обличениях блуда:

«Увидев вырезанных на стене мужчин, красками нарисованные изображения... она влюбилась в них по одному взгляду очей своих.» (Иез 23:14,16), — скажем сразу, что нет ничего странного, что слова пророков содержат столько символов. И нам придется привлечь все наше приобретенное в предыдущих главах умение понимать иносказания и расшифровывать образы, однако образ­ная канва этих обличений не составляет загадки: