Но Пасаран

Оружие нашли. Обе винтовки. Старую кавалерийскую шашку. Все десять шашек тола. А сверх того, штык-тесак от немецкого автомата и трехгранный штык от русской винтовки. Немецким штыком щепали лучину, русским — притыкали двери в хлеву. А еще нашли артиллерийский, снарядный порох, гибкий и длинный, будто лоза. Человек в штатском, нашедший его, погляды­вая на Но Пасарана, довольно похлопывал себя пучком того пороха, как лозовыми прутьями, по белой ладони. А пистолета отыскать не смогли. Уса­тый, когда нес из сарая русский штык, мимоходом скрутил голову подсолнеч­нику И все время, пока находились они в избе, щелкал семечки. Классно щелкал, только лузга во все стороны летела.

Отца забрали и увезли. На прощание он уже со ступенек черного «воронка», заглянув в железную тьму машины, повернулся и успел крикнуть:

— Яночка! Заберешь утром, Яночка, мой инструмент на работе.

Отец Но Пасарана был плотником. И все, марсиане и городские, и жители окрестных деревень, люто завидовали его инструменту

Только Но Пасаран ни утром, ни вечером того дня и все последующие дни и годы за тем инструментом не пошел. Не пошел он по отцовской дороге в плотники. Поступил стрелочником на железную дорогу Стрелочником и закончил свой путь.

А свидетелями, понятыми при аресте и обыске Данилы были мой отец и отец Юрочки Протуберанца.

Юрочка Протуберанец подымает полный до края стакан с мальвазией.

Как ты, Шнобель, красиво сказал: что отцы не допили, то мы допьем Пусть же будет пухом ему земля.

Я жду, когда Протуберанец наполовину осушит стакан. Загадал Протубе­ранец отпивает ровно наполовину. Я спрашиваю у него:

— Почему, Юрочка, именно твой отец был понятым, когда арестовывали отца Но Пасарана?

Ничего не происходит. Протуберанец досасывает до дна свою мальвазию. Хукает, закусывает соломкой и только после этого отвечает мне:

Об этом. Шпион, я тридцать лет хочу спросить и тебя. Твой отец был вместе с моим. Ты не забыл свою кличку, Шпион? Почему именно тебя проз­вали тогда Шпионом? Не ты ли сам ловил тогда шпионов?

Теперь моя очередь молчать, тискать в кармане петушка-свистульку, которого я вчера вечером отыскал, перебирая старые вещи. Отыскал и долго не мог вспомнить, откуда он у меня, почему я его сохранил, не выбросил и никому не отдал. Вспомнил. Сиди спокойно, петушок, в кармане, не кукарекай.

Я пью мальвазию. Ох, и пакость же. Водой разведенная марганцовка. Об этом и говорю Протуберанцу:

— Ботинки у вас от нее не расползаются?

— Ботинки нет. А тело ползет. — Он закатывает штанину и показывает всем нам прихваченную злой лишайной багровостью ногу. — Псориаз — про­фессиональная болезнь работяги-«чернильщика». Весь нащ Марс поражен ею. Интеллигенция такой болезни не знает.

Я расстегиваю рубашку, распускаю галстук и показываю ему грудь.

— Как видишь, Юрочка, у нас с тобою одна болезнь, хотя я и не пользую себя «чернилами».

— Да, болезнь одна, — склоняется ко мне и подтверждает диагноз Протубе­ранец.

— Но ты не ответил мне, Шпион.

— А мне нечего тебе ответить, Протуберанец.

— И я, Шпион, ничем не могу тебя утешить.

— Тогда остается Цыган. У тебя есть что нам сказать, Цыган?

— Налейте, может, и скажу.

Мы наливаем. Ждем, пока Цыган выпьет. Один, без нас, Шнобеля, Вольки, Фимки Бухмана.

— Но пасаран! — выкрикивает Цыган и одним глотком осушает стакан. — Но пасаран, хлопцы. Вот единое, что у меня есть сегодня за душою, что я вам могу сказать. Один только Но Пасаран остался верным нашей клятве. Почу­вствовал: они идут, они здесь. Взял и помер. Один Но Пасаран. А все остальные мы тут — говно... Ну как моя речуга? Нравится, Шпион?

— Тогда остается только Волька, — я не обращаю внимания на слова Цыгана, не о том сейчас речь. — Ты была, Волька, той ночью под дубом. Ты знала про оружие.

— Про оружие знала, — и не пытается протестовать Волька. — Две винтовки образца 1891 года. Наган системы «ТТ», десять шашек толу, кавале­рийская шашка. Я тоже разбираюсь в оружии. Я ведь тоже марсианка...

— Ты была под дубом, когда мы...

— Нет. Меня тогда там не было. Я до Но Пасарана была у хвои. Я первой увидела оружие. Потом оно исчезло. Я проследила, кто его забрал, куда спрятал.

— Значит, ты?

— Нет, Шпион, нет. Протуберанец. Налейте и мне зелена вина... Но пасаран!

— Так кто же тогда, кто? Шнобель и Фимка отпадают.

— Я отпадаю, я отпадаю, — согласно кивает головой Фимка.— Но все равно: за компанию и жид удавился. Но пасаран! — Он наливает себе сам и пьет.

— А я нет, — говорит Шнобель. — Я не отпадаю. И ты, Шпион, и ты, Протуберанец. Я вам в тот день хорошо вломил. По первое число каждому. Помните?.. А помните, что вы мне тогда кричали, как грозились. У нас винтовки... Две винтовки и сабли. Мы тебе шнобель еще открутим и к заднице приставим. А вместо шнобеля от тендера отрубим и ко лбу приклеим. Так что я знал...

— Тогда и я знал, — неожиданно вмешивается Фимка. — После того, как вас побил Шнобель, вы били меня. И приговаривали, что будет еще не то. Еще и шашечкой попробуете. А деда моего пархатого толом...