Но пасаран

Впервые в Арктике оказалась звуковая камера (сказалась моя страсть к синхронному звуку в документальном кино). Записали и сняли великолепный по своей теплоте и непосредственности первый прямой радиотелефонный разговор Папанина и Белоусова с «Г. Седовым». Папанин говорил: «Держитесь, братки, идем к вам. Уже встреча близка! Везем вам свежие помидоры и апельсины. Еще день, ну, два-три дня, но мы проломаем, продолбим этот лед, встретимся с вами. Знаем, что вам тяжело, держитесь, братки!..»

Папанин говорил восторженно, с присущим ему озорным юморком. Капитан Михаил Белоусов, обращаясь к капитану «Г. Седова» Бадигину, говорил: «Костя, дорогой…» Медленно, в скупых выражениях рассказывал о ледовой обстановке, о ресурсах угля, спрашивал о самочувствии людей, о состоянии корабля, о ходовых агрегатах. Он был небрит, говорил хриплым от ангины голосом. Высокого роста человек с мужественными чертами лица, опытный, видавший виды полярный «волк».

В последнем телефонном разговоре, который состоялся с «Г. Седовым», я взял микрофон и попросил капитана Бадигина, чтобы в момент встречи вся команда, все тринадцать героев-седовцев стояли у борта в носовой части корабля. И еще просил никого не брить бороды.

Наступил долгожданный час. Во мраке полярной почи, вдали, во мгле показался огонек «Седова», его прожектор. Наступила кульминация арктической драмы, неповторимой по высокому накалу человеческих чувств. Вот он, «Седов»! Вот во мраке виден живой его огонь! Все ближе, ближе! Мы направили свои камеры, свет всех прожекторов в сторону «Седова». Из мрака ночи показался обледеневший, с истерзанными бортами, украшенный разноцветными сигнальными флагами, гордый корабль, преодолевший неимоверные трудности ледового дрейфа.

Вся команда — тринадцать седовцев в меховых одеждах — стояла на носу. Все они в объективе наших камер, обросшие бородами, поднявшие руки, веселые, кричащие. На борт ледокола вышел самодеятельный духовой оркестр, и могучие звуки «Интернационала» смешивались со скрежетом ломающихся льдин, последних льдин, разделяющих наши корабли, плыли над ледовой пустыней. Флагманский ледокол советского ледокольного флота вплотную подошел к борту «Седова». Мы запечатлели заиндевевшую, покрытую ледяными сосульками надпись на носовой части корабля: «Г. Седов».

Более трех суток стояли мы борт к борту с «Седовым». За это время Виктор Штадланд, Рува Халугааков и я не сомкнули глаз. Сняли целую повесть о том, как зимовали седовцы, как вели они свою научную работу, как текла жизнь на борту дрейфующего корабля. Седовцы продолжали вести свой обычный образ жизни, продолжали свои научные наблюдения. Мы снимали, снимали, снимали без конца.

Седовцы наведывались к нам на ледокол, они помылись в бане, сменили белье, но оставались в заиндевелых каютах «Седова». Радист Полянский продолжал сеансы радиосвязи с Большой землей, капитан Бадигин в своей покрытой инеем каюте вел последние записи в судовом журнале «Г. Седова», которому суждено было спать музейной реликвией.

Разразилась пурга. Метеоролог, молодой ученый Виктор Буйницкий, направился к отдаленному от борта корабля пункту магнитных наблюдений. Мы последовали за ним со своими осветительными ракетами. Буйницкий шел с фонарем «летучая мышь». Гонимые ветром, бесновались в свете наших ракет тучи падающего снега, человек шагал через торосы, это был впечатляющий кадр — так трудились седовцы два с половиной года.

Поистине волнующим был снятый нами эпизод запуска ходовой машины «Г. Седова». Гигантскую машину — нужно представить себе этот неистовый труд — седовцы во время дрейфа разобрали до винтика, берегли, а сейчас заново собрали. Незабываемый момент — механик Токарев медленно «отдает» пусковой рычаг. Окутанные паром шатуны — на них ни пятнышка ржавчины, они лоснятся от масляной смазки, отсвечивают серебром — совершают по мановению руки человека первый оборот. Машина жива! Корабль, сохраненный людьми, жив! На глазах седовцев, собравшихся в машинном отделении, в который раз вижу слезы. Слезы людей, совершивших беспримерный в истории человечества подвиг!

Торжественным был завершающий акт героического дрейфа. Тринадцать человек обошли вмерзший в лед корабль и поднялись на ледовый холм. Здесь они водрузили красный флаг родной страны, на котором в левом нижнем углу были написаны даты начала и окончания дрейфа, географические координаты встречи двух кораблей.

На плече у каждого из них была винтовка.

Седовцы обнажили головы, несколько минут стояли молча около флага. Шел снег. Снежинки ложились на бороды, ресницы, на плечи людей. Мы снимали. Медленная панорама по лицам. Они были необыкновенно красивы, герои Арктики, в эту минуту торжественного, молчаливого их прощания со льдиной.

Мы запечатлели и общий план — группу людей на фоне двух обледеневших кораблей, окутанных облаками белого пара.

Седовцы подняли винтовки к звездному небу — это было в двенадцать часов дня, — и над льдами Гренландского моря раскатилось эхо троекратного салюта.