No problem

В одиннадцать в интернате был отбой. В жилом корпусе гасили свет, и только в коридорах оставалось мертвое, ночное освещение, чтобы до туалета дойти, не споткнувшись. Где-то минут за пять-десять до отключения электричества мы уже занимали исходное положение на своих кроватях и ждали прихода первых снов. Горячую пору сессий во внимание не берем, там мы всеми правдами и неправдами пытались пробраться в учебный корпус, затаиться, дождаться обхода дежурных воспитателей, а затем «учиться, учиться и еще раз учиться»… А еще были те самые «ночи при свечах». Кажется, в первый понедельник месяца и только в девятом классе, когда мы еще только притирались друг к другу. Почему они так назывались? Ведь никаких свечей и в помине не было. Их бы сразу в окнах взрослые заметили и пришли поинтересоваться, а чем это мы там таким в неурочное время занимаемся?

Одно дело, когда ты общаешься со своими друзьями-одноклассниками в школе, на улице, в спортивной секции, но ночевать приходишь домой, к родителям. И совсем другое дело, когда ты начинаешь жить со своими собратьями в одной комнате общежития. Тут-то все и начинается. Пионерлагеря здесь не в счет, там ты точно знаешь, что смена скоро закончится, и ты опять вернешься в свой родной дом. Интернат, конечно, тоже не на всю оставшуюся жизнь, но существенно продолжительней по сроку. Тут ты начинаешь замечать то, что раньше просто не видел: где, например, развешивает носки твой компаньон и постираны ли они, в каком состоянии он возвращает твой свитер, взятый напрокат, куда ставит свою обувь… Все на виду. И не со всем ты можешь мириться. А если с чем-то не получается согласиться сразу нескольким жильцам одного помещения? Тогда как? В семейной жизни есть цивилизованное решение, если уж совсем не невмоготу – тогда развод.

А у нас это решение приобретало рубленые очертания, вытесанные юношеским максимализмом, не без некой порции подросткового садизма. А как надо было по-другому? Я до сих пор не знаю.

Наверное, обычай этот был сначала выдуман под конкретного, самого одиозного сожителя нашего маленького сообщества. Ну а затем, это уже перешло в традицию. Минут через пять после того как гас свет и все обитатели нашей комнаты занимали удобное положение в своих ложементах, следовала затравка из уст непререкаемого авторитета, Олега:

– Ну что, господа, приступим? – и именно господа, хотя тогда все еще были товарищами.

– Для новичков… нам сейчас следует определиться – кого каждый из вас считает самым хорошим и самым плохим (в оригинале эпитеты были другими) жильцом нашей комнаты. Никакие объяснения конкретики выбора не требуются, только кандидатура. Положительный голос нейтрализует отрицательный, набравший три отрицательных на завтра покидает эту комнату. Все понятно? Тогда начинаем.

Следовала небольшая пауза и затем первым, как всегда, открывал судилище Славик. Его кровать была крайней от выхода, и на него падало тяжкое бремя делать зачин. Затем эстафету подхватывали оставшиеся восемь присяжных или прилежных, и я в том числе. За исключением совсем уж явных случаев, когда выбор большинства был очевиден (даже сговариваться не надо было), я всегда с ужасом ожидал очередной «ночи при свечах». Почему? Да потому, что, сколько я их ни помню, – Славик всегда в качестве наихудшего называл меня. Чем уж я ему там не угодил? Не знаю. А как вы думаете, кого называл я в качестве отрицательного персонажа? Правильно – Славика. Я знал, что буду отмечен первым, первым с конца. Знал, что в ответ обязательно, исключительно в отместку, назову Славика. Наверно, о наших предпочтениях догадывались и остальные участники мероприятия, а может, даже в душе и посмеивались. Как кукушка и петух, только наоборот. Но ни я, ни он так никогда и не набрали двух недостающих отрицательных голосов, и кровати наши так и остались стоять в двадцать второй комнате вместе с их временными владельцами. А другие периодически менялись.

* * *

Славик шел по проходу обратно, снисходительно улыбаясь в ответ, на дружеские похлопывания по плечу, поднятые вверх большие пальцы и цоканье языком. Под мышкой у него колыхался гигантский, только что полученный сертификат, его первые цифры скрывали полы и рукав пиджака, и виднелось только четыре огромных нуля. Да и он сам полный ноль. Огромный большой ноль. Почему он, а не я? За что? Зачем ему все это? У него и так уже все есть: и за бугор давно уехал, и работает в престижной фирме. А я? Сижу в этом совке и не понятно чем занимаюсь, с моими-то знаниями и способностями. И так, похоже, до конца дней здесь и останусь. Неужели это уже все? И в моей жизни ничего больше не произойдет?

Славик шел, заслуженно улыбаясь, а я из последних сил пытался вымучить эту самую улыбку. Так хотелось расплакаться, как в детстве от первой двойки. Он все ближе. Дернул меня черт сесть рядом с проходом. Надеялся, а вдруг меня на сцену вызовут. Вот и опускай теперь голову ниже, чтобы с победителем взглядом не встретиться. Не помогло.