«No Woman No Cry»: Моя жизнь с Бобом Марли

Я находилась в странном состоянии: была в самом центре организационных забот и конечно понимала, что происходит, но в то же время не верила, что все это правда. Внутренне я впала в отрицание. Нет-нет, этого не может быть. Еще не конец. Все это дурной сон. Я оставалась в таком состоянии еще долгое время. Боб — он устал, он очень устал. И я видела, как он исчез. Но до сих пор, если мне говорят: «Когда Боб умер», я поправляю: «Боб не умер», — и люди смотрят на меня, как на ненормальную. Но у меня все еще осталось это чувство, что он не умер. Пусть он не здесь, но я еще увижу его.

После похорон проблемы посыпались как из ведра. У меня не осталось времени для скорби, потому что я сразу оказалась на перепутье, где встретилось все хорошее, плохое и очень плохое. И то, что Боб не оставил ни завещания, ни даже письма, только осложняло положение.

Когда я не увидела Питера и Банни на похоронах, я обратила на это внимание. Они не предложили никакой помощи, не участвовали ни в каких церемониях. Это поразило меня, тогда я подумала: «Невероятно!», но у меня не было времени сосредоточиться на них. Но несколько месяцев спустя, когда на меня свалились все эти трудности с наследием Боба и я почувствовала, что одной мне не сдюжить, я решила обратиться к Питеру и Банни за содействием. Речь не шла о деньгах; имущество — в основном музыка — было ценнее денег и одновременно не имело ценности без правильного управления. Требовалось все хорошенько продумать, поскольку без завещания всякое могло случиться.

Я позвонила Банни и Питеру и пригласила их на встречу в оффисе «Tuff Gong» на Хоуп-роуд, 56. Я сказала им:

— По-моему, самое разумное для нас — объединить усилия.

Про себя я помолилась, чтобы они согласились, хотя и знала про различные конфликты и сложные ситуации, из-за которых группа распалась. Но я закрыла на это глаза и сказала себе, что, если есть шанс все начать с чистого листа, надо его использовать.

Однако когда Питер и Банни прибыли на встречу, они были настроены агрессивно. Началось с того, что они обругали охранника на входе. Я отвела их наверх в офис. На Хоуп-роуд все говорило о Бобе — магазин пластинок, постеры, фотографии, разные реликвии. Неожиданно, к моему ужасу, Питер начал срывать фотографии Боба со стен со словами, что ему не хочется смотреть на мертвецов. С ума сойти! Не хочешь видеть мертвеца — сорви его со стены! И года не прошло, как Боб умер, все еще скорбели по нему!

Я не могла поверить своим глазам. Я не представляла себе глубину ненависти Питера, силу противоречий между ними, обиду, которой даже смерть была нипочем. И Банни был не лучше, совершенно непробиваем. Его позиция состояла в том, что смерть Боба наступила как результат «грехов и разложения». Я пообещала себе тогда, что я когда-нибудь расскажу обо всем этом, потому что люди должны знать правду. Смотреть на наших бывших друзей было тяжело.

Помня о своем намерении вовлечь их в общее дело, я сказала:

— Давайте держаться друг друга и работать вместе.

Но они возразили, что пришли все вернуть и сделать по-своему, изменить одно, исправить другое. Они не желали видеть портреты Боба, потому что он уже мертв. И теперь я будто бы должна закрыть компанию и сделать все по-новому.

Я сохраняла спокойствие и сказала, что очень удивлена их реакции, хотя в глубине души чувствовала, что все бесполезно. Потом Банни заявил — я ждала двадцать лет, прежде чем опубликовать его слова, — что если бы я пришла и стала работать на них, бросила начатое… Я смотрела на них и думала: они рехнулись! А потом вспомнила, как озадачена и шокирована была, когда после общения с тетушкой и подобными ей женщинами обнаружила, что для некоторых ямайских мужчин женщины существуют только для секса, готовки, стирки, деторождения, только для того, чтобы удовлетворять мужчин и помалкивать.

Когда они ушли, я подумала: «Нет-нет, пора надеть бронежилет и сражаться. Потому что явно назревает война». Боб умер в 1981-м, а в 1982-м началась битва. Нам пришлось создать фонд по управлению имуществом, чтобы юристы не давали посторонним лезть в наши дела. Все теперь должно было делаться по закону, с участием жены, детей и фонда. Потому что, если Банни и Питеру удалось бы все забрать, мы с детьми остались бы с дырой в кармане. Это было настоящее сражение. Люди, о которых я думала, что они протянут мне руку помощи и поддержат в сохранении наследия Боба, эти люди были полны злобы и зависти, они хотели только одного — отомстить. Когда я поняла это, то обсудила все с семьей, и мы пришли к общему мнению, что нельзя позволить этим людям все разрушить. И я создала собственную компанию, «RMM», что одновременно значит «Роберт Марли Мьюзик» и «Рита Марли Мьюзик».