Ноа

«Шкода» припарковалась перед домом номер 67 по улице Есенина. Двое мужчин в черных куртках и беретах с позолоченным гербом вошли в отделение милиции. Дежурный провел их в комнату для допросов.

Сидевшая на металлическом стуле Дженис вызывающе посмотрела на них. Руки у нее были скованы наручниками.

Не обращая на нее внимания, не произнеся ни единого слова, они подхватили ее под мышки и бесцеремонно потащили к машине. Один из них надавил ей на голову, заставляя согнуться, и затолкал на заднее сиденье. Хлопнул дверью, сел впереди и знаком велел напарнику трогаться.

«Шкода» неслась с безумной скоростью, водитель игнорировал светофоры; улицы Минска принадлежали ему одному. Дженис смотрела в окно. По тротуарам шли люди, лица которых ей не удавалось различить. Чем ближе они подъезжали к штаб-квартире КГБ, тем более далеким казался ей окружающий мир. Впереди показалось главное здание, наследие советской власти. Вход в КГБ, обрамленный четырьмя колоннадами коринфского ордера, претендовал на сходство с древнегреческим храмом.

Мужчина в черной куртке вышел из машины, схватил Дженис за руку и с силой толкнул к зданию.

Когда Дженис оказалась внутри, ей почудилось, что время остановилось. Ее провели по коридору – такому длинному, что конца не было видно; два цербера шагали слаженно, их туфли отбивали по полу звонкий ритм, напоминающий военный марш. Они постучали в какую-то дверь, зажглась зеленая лампочка; Дженис кивком велели войти.

Сотрудник в сером костюме, сидевший за столом, указал ей на стул у стены и вернулся к работе. Он барабанил по клавиатуре, полностью игнорируя журналистку, время от времени останавливался, смотрел на экран и продолжал стучать. Часы на стене отсчитывали секунды, оглушительно тикая. Дженис решила не выказывать ни малейшего признака тревоги.

Прошел час, прежде чем сотрудник наконец заговорил.

– Итак, – начал он на безупречном английском, – вы незаконно проникли в нашу страну. Зачем?

– Чтобы написать статью.

– Статью, подумать только! И какую же статью? – спросил он, чеканя слова, чтобы казаться значительнее.

– О художнике Марке Шагале.

– У него любопытные картины, – прокомментировал сотрудник. – Почему вы не получили визу?

– Редакция подала документы, но мы не получили от вас ответа. Нужно было что-то придумать до дедлайна из уважения к читателям.

– Из уважения?

Он сделал паузу, глядя Дженис прямо в глаза, а потом принял назидательный вид.

– Вы выбрали как раз то самое слово, которое я вспоминал. Уважение. Это чувство очень высоко ценится в обществе, уделяющем большое значение институтам. Если бы я попросился к вам в гости и вы замешкались с ответом, имел бы я право взломать дверь в ваш дом? Сочли бы вы такой поступок…—Для пущего эффекта он сделал вид, что подбирает слово. – Уважительным?

– Нет, – ответила Дженис, опуская глаза.

– И тем не менее именно это вы и сделали. Что было бы, если бы я, не уважая ваш народ, ваши институты и вашу страну, явился в Израиль вот так, без документов? Мне что, налили бы чаю или, может, предложили бы выпить, поваляться на шезлонге у моря?

– Нет, – повторила она, сбитая с толку спокойствием собеседника.

– Могу я увидеть вашу статью?

– У меня ее больше нет, я ее уже отправила.

– По почте? Значит, сроки не так уж и поджимали.

– По электронной почте.

– Отлично, с какого компьютера?

Дженис не ответила, пытаясь понять, к чему клонит этот человек. Он умело вел беседу, и его вопросы привели ее в растерянность.

– Со своего ноутбука, – в конце концов сказала она. – Я забыла его в поезде.

– Ну разумеется, вы забыли его в поезде, – повторил он с сарказмом в голосе.

Он выдвинул ящик, вытащил пачку сигарет и закурил. Выпустил длинную струю дыма и задумчиво посмотрел на нее.

– Знаете, что мне кажется странным? – продолжал он после долгого молчания.

– Что вы не предложили мне сигарету, хотя в остальном ведете себя как истинный джентльмен? – парировала Дженис.

Мужчину, кажется, позабавила ее выдержка. Он бросил ей пачку, и Дженис поймала, невзирая на наручники. Она посмотрела на собеседника, ожидая, что тот бросит и зажигалку, но тот встал, подошел к ней, поджег ее сигарету и уселся на край стола.

– Я навел о вас справки. Вы действительно журналистка, тут вы мне не солгали, но я не нашел ни одной статьи о живописи, кино или музыке с вашим именем. Странно. – Он угрожающе улыбнулся. – Статьи о политике – о да, полно. Вы недавно увлеклись искусством? Переформулирую свой первый вопрос, и, надеюсь, вы ответите, не принимая меня за идиота. Зачем вы приехали в Беларусь?

– Описать жизнь при диктатуре Лучина, – заявила она без малейших колебаний, заранее продумав ответ.

– При диктатуре? Жалкая журналистка! Кажется, вы очень плохо осведомлены. Лучше бы вы и правда писали статьи о культуре, – оскорбленно сказал он. – Беларусь – республика, а наш президент законно избран.

– Переизбран в стране, где могут работать только те СМИ, которые получили одобрение властей, где оппозиции затыкают глотку, а выборы фальсифицируют.