Когда они вошли, все в помещении замолчали. Мебель семидесятых как нельзя лучше сочеталась с сотрудниками бюро по правам человека, будто бы вышедшим из одного из шпионских фильмов о холодной войне. На мгновение оторвавшись от работы, они снова вернулись к записям или экранам. Мужчина лет пятидесяти – тот самый Антон – встал и двинулся к ним. На нем был твидовый пиджак, не заправленная в штаны мятая рубашка и поношенные ботинки. Его лицо – лицо скромного интеллигентного человека – показалось Дженис весьма привлекательным; спокойное выражение сразу располагало к себе. Роскошная борода, которую он часто приглаживал круговыми движениями – что-то вроде тика, – не скрывала полные губы. Он попросил Дженис и Михаила пройти за ним в другое помещение, закрыл двери, залез в металлический шкаф, достал из него картонную коробку и выудил из нее старую «нокию». Дженис спросила, не найдется ли среди его сокровищ телефона-раскладушки. Антон порылся в коробке и нашел один экземпляр, который вполне удовлетворил журналистку.
– И с этим телефоном вы рассчитываете освободить Николая?
– Среди прочего. – Она ответила ему долгим взглядом.
– Ясно. – Антон опять потер бороду.
– Вы не боитесь говорить такие вещи вслух? – обеспокоилась Дженис.
– Мы не доверяем телефонной связи, но здесь жучков нет, если вы об этом. В офисе всегда кто-то дежурит, а после обысков милиции мы проводим все необходимые проверки.
Дженис промолчала. Она смотрела на Антона так пристально, что тот невольно улыбнулся. Его улыбка оказалась приятной и успокаивающей, и странным образом напомнила ей о Коллинзе. Но, в отличие от адвоката, у Антона была впечатляющая фигура и изящные длинные руки.
– Дарья ничего здесь не оставила? – промямлила она.
– Нет, здесь никто ничего не оставляет. Я могу еще чем-то вам помочь? – спросил Антон.
Она задумалась; заинтригованные мужчины ждали.
– Нет, хотя… Нет, – ответила она.
– Тогда я вернусь к работе. У вас, наверное, тоже много дел, – подытожил Антон.
Он протянул ей руку, затем пожал руку Михаила, и тот увлек Дженис к выходу.
– Хотите, пригласим его на ужин? – спросил он, заводя машину.
– Умно.
– Не знаю, умно ли, но определенно забавно. Видели бы вы выражение вашего лица!
– И что же с ним было не так, с моим лицом? Да ну, бросьте, я просто устала, имею право!
– Это меня не касается, и все-таки что вы собираетесь делать с этим телефоном? – сменил тему Михаил. – Кстати, не используйте его больше одного раза, таковы правила. Хотя вы наверняка и так знаете.
По дороге домой он напевал, что так взбесило Дженис, и она врубила радио на полную громкость.
Марика отдраила все, от пола до потолка. Кухня сверкала чистотой, а гостиная была в таком безупречном состоянии, что Михаилу вдруг показалось, что вечером Дарья вернется домой, поцелует его и будет, как обычно, читать дочке, пока он занимается готовкой. Он с трудом поблагодарил Марику, проводил женщин и закрыл дверь, оставшись наедине со своим горем.
Свой второй вечер в Минске Дженис провела, закрывшись в комнате до ужина. Остаток дня она посвятила изучению плана изолятора на Окрестина и запомнила все заметки Дарьи, а в восемь вечера снова включила приставку и зашла на форум.
Матео, Корделия, Диего и Витя были в сети.
– Какие новости? – спросила Дженис.
– Логистика организована, – ответила Корделия.
– Серверы заражены, – объявил Диего.
– Мы не можем договориться о месте операции, – признался Витя. – И Матео…
– Да плевать я хотела на ваши споры, вопрос в том, можем ли мы вообще что-то начать, – оборвала его она. – И у нас большая проблема.
– «Осло» нам сказала, мы пытаемся ее решить…
– Она не в сети? – спросила Дженис.
– Нет. Закрылась у себя, бьется над решением, – откликнулся Матео.
– Она ничего не придумает, системы безопасности можно отключить только одним способом, изнутри. Не везет так не везет, как говорил мой дедушка.
– И что же ты собираешься делать? – спросила Корделия.
– Думаю, вы уже поняли.
– Ты с ума сошла? – взвилась Корделия.
– У тебя есть идея получше?
– Хуже идеи и быть не может, ты не имеешь права так поступать! – возмутился Диего.
– Будь ты на моем месте, ты действовал бы так же. Когда увидимся, я вам расскажу, что сегодня со мной было, знаю, вы будете смеяться, но клянусь, что теперь мне все стало совершенно очевидно. Ну а если мы в ближайшее время не увидимся, тогда вы сможете говорить, что я свихнулась, и я не смогу это опровергнуть.
– Об этом и речи быть не может, – вмешался Матео. – Дай нам немного времени, мы сделаем все, чтобы найти другой выход.
– Немного времени? У нас его больше нет. Но я не думаю, что после того, как Лучин развернул пассажирский самолет, он решится убить иностранную журналистку.
– Он на все способен. Пожалуйста, одумайся, – взмолилась Корделия.
– С такими ставками? Да чем я рискую? Парой недель в камере и экстрадицией? Если все обернется плохо, помните: израильтяне своих не бросают. А еще имейте в виду, что на стадионе два гардероба и, судя по имеющейся у меня информации, я окажусь в правом. Помните, я на вас рассчитываю.