Ноа (ЛП)

— Хмм, — я делал много чего романтического для Эммы. Несколько раз я оказывался в отношениях, неважно насколько коротких, когда наслаждался заботой о другом человеке. Даже любил их баловать в какой-то степени. Но я полагал, что с Джулианом всё было иначе. Это касалось меньше его и больше нас обоих. — Наверное, и да, и нет. Ты важнее, — я прижался губами к его виску.

Джулиан вздрогнул и наклонил голову назад, чтобы посмотреть на меня. Я давно не видел столько неуверенности в его глазах, так что это меня напрягло.

— Ты в порядке?

Он закусил губу и сел.

— Я чувствую себя чёртовым обманщиком. Я хочу быть с тобой открыто, как ты со мной, и не переживать ни о чём... — он повернулся боком, чтобы сидеть лицом ко мне, и чтобы было удобно на склоне холма. — Меня сдерживает одно дерьмо, так что... возможно, пора сорвать пластырь. Потому что меня это отчасти убивает.

Я зацепился за то, что он сказал о желании быть со мной открыто. Это держало меня в здравом уме, пока он обдумывал, что нужно сказать.

Я предполагал, что это касается его прошлого.

— Что бы это ни было, всё не может быть так плохо, малыш.

Ирония от меня не укрылась. Я долго время хотел, чтобы он открыла, и всё же эгоистичная часть меня сейчас надеялась, что мы сможем забыть обо всём и будем двигаться дальше.

— Есть кое-что плохое. По крайней мере, для меня, — он потянул за локон волос, которые упали на глаза. — Но ты на самом деле прав. Я делал всё хуже, чем было — или есть. Я поступал так с собой и поплатился за это.

Я ждал продолжения и поставил рядом с нами две банки газировки, пока он боролся с собой. И это сработало. Эгоистичная часть меня заткнулась. Как только он выговорится, я смогу, наконец, помочь ему пройти через это. К этому всё и шло. Я не хотел, чтобы он носил в себе это дерьмо.

— Меня травили в школе, — признался он. — Даже до того, как мы переехали в Германию. Одноклассники называли меня неженкой, и я не увлекался спортом, как другие мальчики. И это продолжилось, когда мы переехали, так что в какой-то степени я был уверен, что со мной что-то не так.

Меня это злило. Как и всегда с травлей.

Зная Джулиана, который никогда не хотел мешаться, он скрывал это от Джеймса и Миа.

— Я был отчасти недоростком, — продолжал он, рассеянно дёргая траву. — К тому времени, как я заподозрил, что я гей, Джей Джею было пять или шесть. Он бежал к телевизору, когда папа смотрел футбол, у него были такие же увлечения, как у тех мальчиков, которые травили меня, и папа светился каждый раз, когда Джей Джей был с ним в одной комнате.

Это сшибало с ног. Я помнил, что когда-то говорил с Джейсом. Он всегда переживал о том, как Джулиан вписывается.

Джулиан слабо усмехнулся.

— Джей Джей был младшим. Папина гордость и радость. Я был старшим ребёнком-эмо, который только хотел играть на пианино.

Я сжал его руку.

— Пожалуйста, скажи мне, что знаешь, что Джеймс гордился и тобой тоже.

Он кивнул и опустил взгляд.

— Как я сказал, я сам с собой это сделал. Я говорил об этом с доктором Кендалл, и она помогла мне понять. Папа предпочитал Джей Джея не потому, что тот начал играть в футбол. Просто ему это было ближе, чем я и моя музыка.

Это имело смысл, но не стирало боль, которую носил в себе Джулиан.

— Я не отдавал им должное, — он сглотнул и убрал руку от моей. — Мама и папа приходили на каждый концерт и в каждое кафе, где я играл, но я уже всё решил. Я не мог перестать думать, что со мной что-то не так, так что изо всех сил старался быть таким же счастливым, как Джей Джей. И в итоге Линда. Я держал всё в себе.

Он потянулся за одной из банок газировки, но не открыл её. Вместо этого он водил пальцем по крышке и выглядел слишком встревоженным, по моему мнению.

— В универе у меня был парень, и мы вроде как жили вместе, — он прочистил горло. — Это у меня было не впервой, но он первый, кто хотел, чтобы мы встречались открыто. У него были такие же проблемы, но он хотел к терапевту и был готов прояснить всё с родителями. А я нет. Я застыл, и понятно, что он расстался со мной, когда я отказался.

Если мои подсчёты были верны, ему тогда было около восемнадцати или девятнадцати. Ещё пару лет до того, как он начал принимать антидепрессанты.

— После этого я стал мудаком, — он скорчил гримасу. — Я закрылся ещё больше, напивался, сделал татуировку и довольно быстро её расширил, сделал пирсинг. Я начал курить, уходил на все выходные и встречался с кем-то только на одну ночь, — он поморщился. — Я взял академический отпуск, из-за чего мама переживала как сумасшедшая. Мы с папой ругались, потому что... ты знаешь, ему не нравилась моя вторая специальность. Изучение музыки он понимал. Искусство не особо. И он был зол, когда я на год ушёл в отпуск.

Сегодня Джеймс бы понял. В нашей индустрии всё смешивалось вместе — искусство, музыка, кино. Он был беспокойным родителем. Я уже говорил Джулиану, как отреагировал мой папа, когда я пошёл изучать кино. Старик чуть не обделался.

— Ты говорил об этом с Кендалл? — пробормотал я.